Он проворачивал весьма сомнительные дела, и три инспектора теперь разбирали его картотеку, в полной уверенности, что именно среди его клиентов они найдут убийцу.
Адамберга перестал беспокоить исход этого дела, после того как он познакомился с семьей покойного. В то время как его инспекторы искали клиента‑злодея, и у них даже появилась одна серьезная версия, комиссар все внимательнее присматривался к пасынку убитого, Патрису Верну, красивому парню двадцати трех лет, утонченному и романтичному. Адамберг ничего не предпринимал, он только наблюдал за молодым человеком. Он уже трижды вызывал его в комиссариат под разными предлогами и задавал ему всевозможные вопросы, например, как он воспринимал то, что его отчим был лыс, не вызывало ли это у него отвращения, интересовался ли он работой текстильных фабрик, что он почувствовал, когда из‑за аварии в районе выключился свет, чем, на его взгляд, объясняется повальное увлечение людей генеалогией.
Последняя их встреча, накануне днем, прошла примерно так:
‑ Скажите, вы считаете себя красивым? ‑ спросил Адамберг.
‑ Мне было бы трудно ответить «нет».
‑ И вы правы.
‑ Не могли бы вы объяснить, почему меня опять сюда вызвали?
‑ Разумеется, по делу вашего отчима. Вас раздражало, что он спит с вашей матерью, кажется, вы так говорили?
Парень пожал плечами:
‑ Я ведь не мог ничего изменить, разве что убить его, но этого‑то я не сделал. Но вы, конечно, правы, меня это расстраивало. Отчим всегда напоминал мне кабана. Весь в шерсти, пучки волос торчали даже из ушей. Честно говоря, это как‑то уж слишком. Вы бы сочли это забавным?
‑ Откуда мне знать? Однажды я застал свою мать в постели с ее школьным товарищем. А ведь она, бедняжка, всегда была верной женой. Я закрыл дверь, и, как сейчас помню, в голове у меня мелькнула только одна мысль: на спине у того парня зеленоватая родинка, а мама, может быть, ее даже не видела.
‑ Не могу понять, я‑то при чем в этой истории, ‑ смущенно проворчал Патрис Верну. ‑ Вы просто добрее меня, но это ваше личное дело.
‑ Вовсе нет, но это не так уж важно. Как вам кажется, ваша мать опечалена?
‑ Разумеется.
‑ Ладно. Прекрасно. Вам сейчас не стоит бывать у нее слишком часто.
Затем он отпустил молодого человека.
Адамберг вошел в здание комиссариата.
Больше других инспекторов ему пришелся по душе Адриен Данглар, человек неброской внешности, с толстым задом и плотным животиком, всегда прекрасно одетый; он любил выпить, и к четырем часам дня, а то и раньше, на него уже обычно нельзя было положиться. Но он был реалистом, реалистом до мозга костей, ‑ другого, более точно характеризующего его слова Адамберг пока не нашел. Данглар положил комиссару на стол отчет о содержании картотеки торговца текстилем.
‑ Данглар, я хотел бы пригласить сегодня пасынка, того молодого человека, Патриса Верну.
‑ Опять, господин комиссар? Чего еще вы хотите от бедного парня?
‑ А почему вы называете его «бедным парнем»?
‑ Он очень робкий, без конца поправляет волосы, такой покладистый, все старается вам угодить, а когда сидит в коридоре и ждет, не зная, о чем еще вы будете его расспрашивать, у него такой растерянный вид, что даже становится неловко. Потому‑то я и назвал его бедным парнем.
‑ И ничего другого вы не заметили, Данглар?
Данглар покачал головой.
‑ Я не рассказывал вам историю о глупом слюнявом псе?
‑ Нет, признаться, не рассказывали.
‑ Когда расскажу, вы будете меня считать самым мерзким полицейским на свете. Присядьте на минутку, я привык говорить медленно, мне трудно формулировать свои мысли, я то и дело сбиваюсь. Я вообще не склонен к определенности, Данглар.
Когда мне было одиннадцать лет, однажды рано утром я отправился в горы. Я не люблю собак и, когда был маленьким, тоже их не любил. |