Жилищем Огюстена‑Луи Ле Нермора был давно нуждавшийся в ремонте охотничий домик с помещением для собак. Над входной дверью красовался череп оленя.

‑ Веселенькая картинка, ‑ пробурчал Данглар.

‑ Потому что хозяин веселенький,‑ мрачно отозвался Адамберг. ‑ Ему нравится смерть. Так сказал Рейе о Клеманс. А еще он настаивал на том, что она говорит, как мужчина.

‑ А мне плевать, ‑ неожиданно заявил Кастро. ‑ Взгляните‑ка лучше сюда.

И он гордо показал на самку дрозда, усевшуюся к нему на плечо.

‑ Вы когда‑нибудь такое видели? Дрессированная дроздиха! И выбрала она меня ‑ не тех двоих, а меня!

Кастро рассмеялся.

‑ Я назову ее Крошкой, ‑ продолжал он. ‑ Наверное, это глупо. Или нет? Как вы думаете, она от меня не улетит?

Адамберг позвонил. За дверью послышалось неторопливое шарканье ног в мягких туфлях. Ле Нермора ничто не тревожило. Когда он открыл им, Данглар по‑иному взглянул и на его тусклые голубые глаза, и на его бледную кожу в рыжеватых пигментных пятнах.

‑ Я собирался поесть, ‑ произнес Ле Нермор.‑ Что‑нибудь случилось?

‑ Все кончено, мсье,‑ ответил Адамберг.‑ Так бывает.

И комиссар положил руку на плечо Ле Нермора.

‑ Вы делаете мне больно!‑ пятясь, воскликнул старик.

‑ Просим вас пройти с нами, ‑ отчетливо произнес Кастро. ‑ Вы обвиняетесь в убийстве четырех человек.

Птичка спокойно продолжала сидеть у него на плече, когда он стиснул запястья Ле Нермора и защелкнул на них наручники. Раньше, при прежнем комиссаре, Кастро всегда кичился тем, что умеет молниеносно надевать наручники ‑ так, что никто и глазом моргнуть не успеет. Теперь он не произнес ни слова.

Данглар неотступно следил за человеком, рисовавшим синие круги. Кажется, инспектор наконец начал понимать, что имел в виду Адамберг, когда рассказывал ему историю о глупой слюнявой псине. Это была история жестокости. Запаха жестокости. В тот момент человек, рисовавший круги, был просто ужасен. Еще ужаснее, чем мертвое тело, лежавшее в яме.

К вечеру они возвратились в Париж. Комиссариат бурлил и готов был взорваться от напряжения. Деклерк и Маржелон едва удерживали на стуле человека с кругами, сыпавшего проклятиями и призывавшего погибель на головы полицейских.

‑ Вы слышите эти вопли? ‑ спросил Данглар, войдя в кабинет Адамберга.

На сей раз комиссар не рисовал. Он стоя дописывал отчет для прокуратуры.

‑ Да, слышу, ‑ отозвался он.

‑ Он мечтает перерезать вам горло.

‑ Знаю, дружище. Надо бы вам позвонить Матильде Форестье. Вполне естественно, ей захочется узнать, что произошло с землеройкой.

Данглар радостно помчался к телефону.

‑ Ее нет дома, ‑ сообщил он, вернувшись. ‑ Я наткнулся на Рейе. Он меня раздражает. Вечно торчит у нее. Матильда поехала на Северный вокзал провожать кого‑то на девятичасовой поезд. Рейе говорит, что Матильда скоро вернется. Еще он добавил, что она совсем не в форме, что у нее постоянно дрожит голос и что нужно будет пойти куда‑нибудь выпить, чтобы поднять ей настроение. Интересно, как он собирается это сделать?

Вдруг Адамберг не мигая уставился на Данглара.

‑ Который час? ‑ торопливо спросил он.

‑ Восемь двадцать. А что?

Адамберг схватил куртку и опрометью кинулся вон, только и успев на бегу крикнуть Данглару, что вернется, а к его возвращению инспектору хорошо бы прочитать отчет.

Выскочив на улицу, комиссар бросился ловить такси.

В восемь сорок пять он уже был на Северном вокзале. Он влетел в двери, на бегу закуривая сигарету. Заметив Матильду, он преградил ей дорогу:

‑ Ну же, Матильда! Ведь это она сейчас уезжает, правда? Боже мой, только не лгите! Я уверен, это она! С какой платформы? Скорее, номер платформы!

Матильда молча смотрела на него.

‑ Скажите же мне номер платформы! ‑ кричал Адамберг.

‑ Черт бы вас побрал! ‑ воскликнула Матильда.