Вилли, сказал я себе в конце концов, старый болван, сверхъестественного не существует. У всей этой истории есть разумное объяснение. Поскольку Жан-Пьер Массэ погиб в шесть часов тридцать минут, то не мог написать жене в семь часов тридцать минут. Вывод: это письмо — фальшивка! Кто-то, зная о несчастном случае, подделал почерк погибшего. С какой целью? Это-то и надо выяснить. Причем выяснить быстро.

Улицы были почти пусты. Только изредка на бешеной скорости проносились в веере брызг встречные машины.

Окна третьего этажа помпезного дома Массэ были темны. Я решил подняться по лестнице. Странно было доставать из кармана ключи, входить в эту квартиру, как к себе. Запах, царивший здесь, был мне уже знаком. В тот же момент, как за мной закрылась дверь, раздался телефонный звонок. Опрокинув в темноте стул, я бросился зажигать свет. Все это получилось довольно громко. Невольно у меня вырвалось проклятье. Плечом я стукнулся об один из шкафов, и маленькие флакончики еще долго дребезжали на стеклянных полках.

Наконец, мне удалось включить свет. У меня было чувство, будто бы при свете я увижу нечто ужасное, но все в гостиной оставалось, как и раньше, в порядке. За дверями спальни послышались приглушенные шаги.

Телефон не переставая звонил. Я снял трубку.

— Алло!

Молчание.

Я ждал, не говоря ни слова, прикрыв микрофон ладонью, чтобы не было слышно моего дыхания. На другом конце провода я явственно слышал чужое дыхание, прерывистое, слегка свистящее. Мы оба были настороже, мой загадочный собеседник и я, каждый ждал, чтобы другой каким-то образом проявил себя. Ни он, ни я не хотели вешать трубку. Напряжение становилось невыносимым.

В дверях спальни появилась Люсьенн Массэ. Еще более потерянная, чем прежде. Она хотела было спросить меня о чем-то, но я сделал ей знак молчать и продолжал слушать. На другом конце провода по-прежнему слышалось только дыхание с легким присвистом. Не знаю, сколько продолжалась эта игра в кошки-мышки, но уже никак не меньше двух минут. В конце концов сдался мой «собеседник»: я услышал щелчок — трубку положили на рычаг.

— Что это было? — пролепетала Люсьенн.

— Ничего особенного. Думаю, ваш телефон не в порядке. Вам надо обратиться в ремонтную службу.

Но ее не так-то легко было одурачить.

— Неправда! Снова было то же самое!

— Что «то же самое»?

Она слегка запнулась, подыскивая нужное слово.

— Дыхание! — прошептала она.

Я увидел, что, произнеся это слово, Люсьенн буквально содрогнулась от обжегшего ее страха.

Мне пришлось как можно небрежнее пожать плечами.

— Не забывайте, что сегодня праздничный вечер. Наверняка кто-то из ваших друзей просто шутит.

— Нет! У нас мало друзей, и все они — серьезные люди. Я не понимаю, почему…

Она остановилась, с удивлением оглядывая меня.

— Вы выходили?

— Да понимаете ли…

— Вы промокли и до сих пор не сняли фуражки.

— Я вспомнил, что забыл закрыть машину.

И речи не могло быть о том, чтобы рассказать ей о смерти Жан-Пьера Массэ сейчас. Этой женщине угрожала опасность, и прежде всего надо было защитить ее. Несомненно, пневматичку ей прислали с одной-единственной целью: заставить остаться дома. А звонили для того, чтобы убедиться, что она действительно никуда не вышла.

— Вам не звонили в мое отсутствие? — спросил я.

— Нет. А вас долго не было?

— Не очень, но чтобы набрать номер, много времени и не нужно.

Она устало потерла глаза.

— Не понимаю, почему Жан-Пьер не возвращается. Если его рана несерьезна, что за причина так задерживаться! Скажите, э-э-э…

— Уильям, мадам.