|
холодно. – 20 лет? Как минимум. Так не лучше ли погибнуть на поле боя? Если он успешно справится с заданием, то вернет себе былую репутацию, и мы сможем забыть все, что было. Словом, решение я уже принял. В дверь постучали, и в комнату вошел дежурный офицер медицинской службы. М. поздоровался с ним, повернулся на каблуках и вышел через открытую дверь. Начальник штаба посмотрел ему вслед. – Бессердечный сукин сын! – шепотом произнес он. Потом с присущей ему скрупулезностью и чувством долга принялся за выполнение заданий, которые были ему даны. «Нам – совсем не рассуждать, нам – идти и умирать!» 3. Скараманга по кличке «Пистолетик» В клубе «Блейдз» М. съел свой обычный постный обед – зажаренную дуврскую камбалу, а за ней – преотличнейший кусок полутвердого белого сыра «Стилтон», выдержанного, настоящего, с синими прожилками плесени. Как обычно, он сидел один, за столиком у окна, отгородившись от зала газетой «Таймс», время от времени переворачивая страницы, демонстрируя окружающим, что он читает, чего на самом деле не делал. Но Портерфилд все таки не преминул заметить старшей официантке Лили, всеми любимой миловидной женщине, считавшейся украшением клуба, что «со стариком сегодня что то неладно»: «Ну, может, с ним ничего такого и не случилось, но он явно не в своей тарелке». Портерфилд считал себя психологом любителем и гордился этим. Будучи метрдотелем и отцом духовником для многих членов клуба, он знал немало обо всех них, и ему нравилось думать, что он знает все. Как и подобает всем безупречным слугам, он мог предвидеть желания клиентов и угадывать их настроения. Так что, стоя рядом с Лили в эту выдавшуюся ему свободную минутку, уютно обосновавшись у буфетной стойки, ломившейся от превосходных холодных закусок – такого выбора, пожалуй, в целом свете не найти, – он не спеша вел вполне философскую беседу с самим собой. «Ты же знаешь это ужасное вино, которое постоянно пьет сэр Майлз. Это алжирское красное вино, которое официальный комитет по винам даже не разрешает заносить в карту вин. Его держат в клубе, только чтобы ублажить сэра Майлза. Ну так вот, он однажды объяснил мне, что, когда служил на флоте, они называли этот напиток „яростным“, потому что если его выпить много, то тебя начинает заносить, так и хочется учудить, выкинуть что нибудь эдакое. Словом, за десять лет, которые я знаю сэра Майлза, он ни разу не заказывал больше половины графина этого вина». Лицо Портерфилда, кроткое, почти как у служителя храма, приняло выражение показной торжественности, как будто он действительно прочитал что то ужасное, погадав на кофейной гуще. – Так что же такое случилось? – Лили в ответ сцепила руки и наклонила голову чуть чуть ближе, чтобы не упустить ни слова. – Старик велел мне принести целую бутылку «яростной» бурды, – продолжал Портерфилд. – Ты понимаешь? Целую бутылку! Конечно, я и вида не подал, просто пошел и принес ему эту бутылку. Но попомни мои слова, Лили, – он заметил, что кто то поднял руку в другом конце огромного зала и тут же направился туда, закончив фразу на ходу, – что то сильно потрясло сэра Майлза сегодня утром, в том нет сомнения. М. попросил счет. Как обычно, независимо от величины счета, он расплатился пятифунтовой купюрой, просто ради удовольствия получить сдачу новенькими хрустящими однофунтовыми бумажками, а также только что отчеканенными серебряными и блестящими медными монетками, ибо в «Блейдз» свято соблюдали традицию, в соответствии с которой все члены клуба получали сдачу только новыми, только что отпечатанными и отчеканенными денежными знаками. |
