С наилучшими пожеланиями

Ваша Грейс».

Я написал родителям девочки и пойду на похороны. Извинился от твоего имени, сказал, что ты не придешь, раз уж, как утверждаешь, не хочешь там быть. Мои беды в сравнении с твоими – ничто. Надеюсь, ты не обвиняешь себя. По-моему, в случившемся нет твоей вины. Ты не умеешь водить машину, и я не должен был усаживать тебя за руль. Счастье, что тебя не проверили на алкоголь, иначе возникло бы прямое обвинение против тебя. Миссис Монкли своим самообвинением отвлекла, мне так кажется, внимание от тебя. После похорон я зайду к ним, узнаю, не надо ли чем-нибудь помочь. Случай и в самом деле прискорбный. Но повторяю, не обвиняй себя. Это я тебе предложил сесть за руль.

Что касается твоих непонятных слов насчет Бетти, то тут лучше удержаться от всяких комментариев. Только одно скажу – ты ошибаешься. Но я достаточно хорошо знаю тебя и поэтому не обижаюсь. И хватит об этом. Я рад, что ты пришел ко мне. Слава Богу, общение между нами восстановлено. Когда нынешние горести отойдут в прошлое, уверен, ты снова ко мне придешь. И надеюсь, передумаешь относительно денежной помощи с моей стороны. Я без труда могу тебе ее предоставить. Я о тебе очень беспокоюсь.

Твой брат Мэтью».

Какое ужасное событие! Я от всего сердца сочувствую. Я сразу же сказала Дорине, и она бросилась искать Остина. И слава Богу, не нашла его в том доме. Потом она ему написала. Я чувствую, если они сейчас встретятся, то истреплют друг другу нервы, тем все и кончится. Тут словно действует какая-то злая сила. Они так сильно друг друга любят, и вместе с тем каждая их встреча губительна для обоих… Впервые встречаю людей, словно созданных друг для друга и вместе с тем причиняющих друг другу столько боли. Их вечная любовь – это какой-то громадный парадокс. А может, громадная нелепица. Я все время себе твержу: хватит охранять Дорину. Но слова не переходят в дела. Возможно, тут действует какой-то древний инстинкт захватчика. Уверяю тебя, она боится Остина, и этот страх передается и мне.

Извини, что столько внимания уделяю Дорине сейчас, когда такое произошло и все мысли должны быть об Остине и тебе. Да, со всем этим нелегко будет справиться. Я тебе благодарна за то, что позвонил. Могу ли я пойти с тобой к родителям девочки? Может, это прозвучит и немного самонадеянно, но я в каком-то смысле уже привыкла к таким ситуациям (хотя, несомненно, каждый случай уникален). Можно мне пойти? После того нелепого завтрака в ресторане я хочу еще раз тебя увидеть, поговорить. Еще раз спасибо, что позвонил. Постарайся не слишком унывать.

Любящая тебя Мэвис».

Твое письмо меня очень огорчило. Я чувствую, что мы все больше отдаляемся друг от друга, нам все труднее друг друга понимать. Я не хочу объявлять себя наотрез отказывающимся воевать по моральным соображениям, потому что в моем представлении вовсе не являюсь абсолютным противником любой войны. Убежден, что некоторые войны вполне оправданны. Но эта война не из их числа. Я не могу в решающий момент моей жизни, пусть и ради благородной цели (отказ убивать), торжественно провозгласить нечто, противоречащее моим убеждениям. И думаю, ты тоже против того, чтобы я солгал. Неблагородными средствами нельзя достичь благородной цели, я в этом убежден. Мое однозначное отношение к нынешней политике США – вот над чем стоит задуматься. Достойным уважения я смогу быть только в том случае, если не уступлю лжи ни в чем. Я считаю, что развязывание войны против второстепенного государства под туманным предлогом защиты от коммунизма (таким способом, уверен, его не удержать), в результате чего попирается суверенность государства и нарушаются международные соглашения, – недопустимо. Обрекать миллионы невинных людей на страдания – это зверство. И если есть у человека право осуждать правительство, то именно в таком случае он им должен воспользоваться; а тот факт, что это его собственная страна, превращает это в обязанность и даже священный долг.