— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Еще попроси, чтобы нам принесли чай.

Козырев развернулся и так же бодро покинул кабинет. Повисла пауза, которую нарушил Рокотов.

— Мне непонятно, как Байков мог попасть в такую историю? — Владимир Тимофеевич листал папку. — Опытнейший агент, прекрасно знал регион, создал свою агентурную базу.

Лямин пожевал губами.

— Значит, доверился не тому человеку, или… — он замолчал.

— Что «или»?

— Или мы опять имеем дело с утечкой, — спокойно резюмировал Лямин.

— Не думаю, — покачал головой Рокотов. — Байков работал автономно. Общался только через связного, — он снова помрачнел. — Хотя, конечно, возможность утечки исключать никогда нельзя. Хорошо, что у него никого из родных хоть не осталось, сообщать некому.

Полковник Уколов, крепко сцепив в кулак руки, так что побелели костяшки пальцев, сидел за столом в своем кабинете и прослушивал только что доставленную ему запись. Запись была отвратительного качества, но сквозь посторонний треск и шум вполне отчетливо слышался разговор двух мужчин.

— Да, это наглядный пример для остальных. Не думаю, что после этого кто-то решился бы вести с этим человеком нечестную игру.

— А никто и не решился. Только это еще не все. Он запретил снимать трупы. Они так и висели на деревьях, пока не исчезли.

— Мистика какая-то.

— Суеверные так и подумали. То, что обманщиков и предателей унес шайтан, — говоривший понизил голос до шепота. — Но я думаю, что Эмир-хан сам сиял и вывез трупы.

— Зачем?

— Чтобы каждый, кто вздумает его обмануть, знал, что не просто умрет мучительной и позорной смертью, но и труп его никто никогда не найдет. Чтобы при жизни человек почувствовал ужас, а после смерти от него остался только позор. Для мусульман это самое страшное, что может быть в жизни.

Какое-то время оба молчали, Уколов слышал только позвякивание чашек и какие-то посторонние голоса. Очевидно, встреча происходила в кафе. Вскоре опять раздался голос покойного агента:

— Тимур, мне нужно знать, как можно выйти на этого человека.

На этот раз ответа не последовало.

— Тимур, ты меня слышишь?

Дальше до уха Уколова донесся звук опрокидываемого стола, приглушенные хлопки выстрелов.

В кабинет вошел Козырев, и Уколов остановил запись.

— Владимир Тимофеевич уже ждет вас, — Уколову показалось, что в голосе адъютанта прозвучало тщательно скрываемое злорадство. — Предупреждаю, у него очень скверное настроение.

— Сейчас оно у него совсем испортится, — Уколов поднялся из-за стола, взял ноутбук. — Лямин уже гам?

— Там.

Уколов хмыкнул.

— Значит, настроение испортится не только у Рокотова.

Войдя в кабинет Рокотова, Уколов понял, что Козырев был прав — настроение у генерала было отвратительное.

— Заждались, Николай Георгиевич, — сказал он самым приятным тоном.

Любой, кто знал Рокотова, прекрасно понимал, что в этот момент он прекрасно соответствует своей фамилии. Когда он заговаривал таким тоном, это значило только одно — внутри у генерала клокочет Везувий.

Ждать извержения оказалось недолго.

— Вы хоть понимаете, что произошло? — глаза Рокотова сузились. — Понимаете?

Уколов и Лямин переглянулись.

— А произошло то, что нам наплевали в лицо! Вот так вот запросто подошли и наплевали, — Рокотов смачно харкнул на пол.