— Ты храбрый, майор. И мне это нравится. Мне лгут. Мне лгут отчаянно. Боятся и лгут. — И вдруг перевел взгляд на меня. — Кто это? Это тот, что вы — вдвоем?

— Лаврентий Павлович, это наш человек. Мы ехали сюда с ним вместе.

— Слушай, — обратился ко мне Берия, — собак стрелять умеешь? Здесь невероятно злые собаки. Об этом мне сказали в Москве. Громадные пастушьи собаки. Чтобы они были злее, тут, как у нас на Кавказе, рубят им хвосты. Ты можешь защитить Лаврентия Павловича, если они бросятся на эту американскую железяку? Видишь, какая она низкая?

— Отстреляемся! — Я храбро улыбнулся.

— Майор, найди ему хороший автомат. И — тогда в путь. Мне ты нравишься, майор… Посмотрю еще, какой ты водитель… Кстати, где тот шофер, который вез негодяя до самой последней черты?

— Мы его допросили.

— И что? Он не признался, что сговорился с ним?

— Я думаю, Лаврентий Павлович, этого там не было.

— Кто его допрашивал?

— Я.

— Ты лично?

— Я лично, Лаврентий Павлович.

— Почему он его не убил?

— За это он получил, Лаврентий Павлович.

— Вы его…

— Нет, Лаврентий Павлович.

— Лаврентий Павлович, Лаврентий Павлович… Больше ничего не можешь сказать! А этот подлец ушел. Знаешь, сколько он нам стоит? Все надо менять! Мы не случайно поручили вам это дело. Вам, войсковикам. Не пограничникам. Конечно, нельзя мерить всех на один аршин. Но теперь… Теперь, извините… Теперь и пограничники будут, — он подыскивал долго слово, — будут сеяться, сеяться. Пока не добьемся чистой муки!

Берия замолчал, насупился. Машину подбрасывало, качало. Железновский всякий раз виновато глядел на важного спутника. Когда это Берии надоело, он добродушно улыбнулся и проскрипел:

— Ладно! Что ты так печально смотришь? Ну дорога! Ну и дорога! Я тысячи барханов объехал. Я по белкам недавно ездил. Знаешь, что такое белки? — Берия обращался к Железновскому.

— Пятна снега, — бросил тот, следя за дорогой.

— Верно. Ты что, был на севере?

— Был.

— Бора знаешь? Северный ветер, сильный, холодный? Знаешь?

— Знаю.

— Такой ветер сюда надо. Чтобы выветрило все. Все! До смерти.

— Правильно.

— Именно правильно. Слушай, майор… А жена его? Где?

— У нас, Лаврентий Павлович. Мы вам освободили все наше. Жить будете нормально.

— «Нормально!» — Берия хмыкнул. — Это ты считаешь нормально? Подлецов много. Разве можно жить нормально?

Много воды утекло в тех арыках, которые мы переезжали колесами «доджа», много поколений злых пастушьих собак сменилось, много барханов сместилось в тех пустынях благодаря ветровой аккумуляции (Железновский знал и об этом)… Я теперь многое не могу объяснить. Почему Берия ехал с нами, отпустив свою личную охрану туда, к пяти танкам, сопровождавшим нас на почтительном расстоянии? Могу лишь сказать одно: кажется, ему сразу понравился майор Железновский. Он ему доверился во всем. Особенно после того он, Берия, стал ближе, ближе к нам, смертным, когда узнал, что жена полковника Шугова, этого перебежчика, находится в распоряжении СМЕРШа и под охраной.

— Давай к штабу отряда, — сдержанно приказал Берия Железновскому. На углу, — он показал глазами, — подождем охрану.

Потом он вдруг повернулся ко мне:

— Служите здесь давно?

— Шестой год.