— Почему вы так спросили? Его спросили? — Я кивнул на палатку.

— Говорят — Берия, — сказал он, не отвечая на мой вопрос. — И ошибка… Тут ее не может быть. И майор прав на все сто процентов!

— Вроде все выглядит подготовлено. — Мне хотелось подбодрить его.

Штанько посерел как-то сразу лицом. И заторопился.

— Проснется, — кивнул на палатку, — скажите, что мы старались. О дорогах, особенно ближней, я вас прошу, не надо говорить. Не волнуйте!

К часу дня в небе появился самолет. Мы все с трепетом ожидали его. Надо отдать должное, Железновский был в восторге от работы, которую проделали люди Штанько. Он расцеловал подполковника перед неровным строем этих мобилизованных, еще не накормленных людей. И все они, вместо того, чтобы возмущаться, кричали ура и бросали вверх свои зеленые пилотки. Теперь их увели куда-то, спрятали. Железновский теперь твердо знал, что прилетит Берия. Сюда, на полевую радиостанцию, телеграмма была продиктована открытым текстом. Теперь все зависело от того — выдержит ли аэродром такой самолет.

Площадка выдержала. Пилот был, чувствовалось, классный. Говорили потом, что он был из местных, в войну много летал и сбивал. Но тогда мы с Железновским были счастливы, что Берия вприпрыжку вышел из самолета значит, все в порядке. Железновский побежал докладывать.

Я услышал смех Берии. Смех был вовсе не злой, а этакий шутливый, капризный, скорее.

Он добродушно забурчал:

— А что, у вас генералов нет? Майор, быть тебе генералом!

По дороге к нашему «доджу» Берия говорил, что он предупрежден о ситуации с транспортом и дорогами.

— Давай, майор, поедем на твоей кобыле, — пошутил Берия. Преклоняешься перед иностранщиной?

То ли это было сказано шутя, то ли всерьез. Но Железновский нашелся и сказал, что от американской техники осталось лишь белье — верх. Вся теперь начинка наша.

— Верно? — повернулся к нему Берия.

— Так точно, Лаврентий Павлович!

Берия полушутливо покачал головой:

— Что, дорогой, не знаешь моего звания?

— Знаю, товарищ Берия. Очень много генералов, но Лаврентий Павлович Берия у нас один.

— Или шутишь. Или хитрый. Но все равно — приятно.

Берия подошел к «доджу». Оглядел его.

— Лишь бы не было какой другой начинки, — засмеялся он. — Садимся? Кто еще поедет с нами?

— Мы двое, кроме вас, Лаврентий Павлович. А сопровождающие — следом.

— На этих железных коробках? — Берия показал на танки. — Слушай, майор. Чтобы они ехали подальше от нас. Гудел самолет. Очень гудел самолет. Теперь будут гудеть эти твои железки. Думать мне надо. Вы тут натворили черт знает что! А Лаврентий Павлович должен думать, чтобы разобраться.

— Лаврентий Павлович, — вынул карту Железновский — мне нравилось, как он спокойно ведет себя, не заискивает, не выпендривается, — есть три дороги…

Берия мельком посмотрел на карту, поданную в развернутом виде, и тут же спросил:

— Какая дорога короче?

Железновский смутился.

— Что это значит? — Берия глядел строго.

Видно, Штанько более подробно, чем мне, рассказал о дорогах и об этой короткой дороге Железновскому, потому он и потупился.

— Не привели толком в порядок. — Он смело поглядел на Берию. — Сил не хватило, Лаврентий Павлович. Людей поздно отмобилизовали. Да и техники нужной не успели подбросить.