Пришлось снять с него звездочку и отправить сюда, в ад и пекло, где, как пишут, местный сухой юго-западный или южный ветер, направленный из Афганистана в районы Западного Памира и верховий Амударьи, ветер, называемый афганцем, нещадно несет вам в лицо сухую пыль и угнетает не только вялую жалкую растительность, но и любые, даже самые сильные человеческие души.
Уже сотни людей трудились тут, превращая почву, взятую эрозией, в ровную накатанную площадку.
— Пошли! — коротко скомандовал мне майор Железновский. — Найдем сейчас, — довольный смешок, — найдем коротким способом, тех, кто за этих лошадок отвечает… Браво, уже бежит первый!
Действительно, к нам быстрым шагом направлялся человек в военной форме. Это был кругленький сдобненький подполковник в новой, плохо сидящей на нем форме. Не доходя до нас метров десять, подполковник перешел на смешной строевой шаг и, неловко остановившись перед Железновским, неумело приложил руку к козырьку уже потной фуражки.
— Товарищ майор, — затрубил он неожиданно приятным баритоном, команда номер семь к работам приступила два часа назад. Докладывает подполковник Штанько.
По всему было видно, что Железновский доволен собой, своим положением.
— Бросьте, подполковник, циркачить, — заурчал начальственно он. Если уж в запасе соскучились по строевой, то — после всего этого… — И обвел царским взглядом все окрест.
— Слушаюсь!
Штанько стал демонстрировать отход, но толстые его ножки запутались в принесенной сюда ветром перекати-траве, он едва не упал, но не терялся и пробормотал:
— Простите, товарищ майор! Извините мне мою неловкость… Я все равно слушаю ваши указания.
— Вы кто по специальности?
Железновский все-таки был человеком — он помог Штанько удержаться на ногах, поддерживал его теперь, заглядывая в лицо.
— Я инженер, — Штанько, наконец, ловчее устроился на этой дурной земле, он отряхивался. — Точнее — главный инженер. Еще раз — простите мою неловкость… Всегда у меня так! О вашей строгости мне говорили и, поверьте, я все сделаю, что в моих силах. Вы, наверное, видите уже…
Железновский нетерпеливо перебил:
— Хватит, подполковник! Слушайте внимательно. Мне нужен аэродром к ночи. Вы поняли?
— Да, я уже это знаю. Мне это уже ясно. И потому понятны строгости.
Железновский смягчился:
— Ну строгости такие… Кровь из носа — чтобы мягкая посадка.
— Но, товарищ майор… Вы знаете, я не успел даже захватить отдельные приборы. У нас кое-какие приборы отсутствуют.
— Так вы что? За приборами собираетесь махнуть? — насупился майор.
— Что вы! Что вы! — испугался Штанько. — Это же… Пройдет вечность!
— Так зачем вы о них говорите? Зачем они вам нужны? Вы что, здесь останетесь навсегда? Нам главное — посадить. И отсюда вывести и довезти.
— Я это так и понял, — почему-то обрадовался Штанько. — Сейчас мы разбились на три группы… Только позвольте спросить… Две группы я отправил на дороги. Но — какие? По каким они поедут?
Железновский окаменел, глаза его побелели:
— Что?! Я не понял? Повторите!
— Но поверьте… Это не праздный вопрос. И я тоже — секретный человек. Я руковожу большим оборонным заводом.
— Вы руководили заводом, — холодно отрезал Железновский. — Сейчас вы руководите строительством аэродрома. И если вы будете руководить так, как теперь, — вам не вернуться на завод. |