А затем он вернулся к мысли о Люси, вспомнив и ее тайное обещание, и то, как ее тело прижималось к нему прошлой ночью. Он представлял себе ее обнаженной, в отвратительных позах и пытался разжечь в своем теле слепое вожделение, в котором забудется на время голос сердца.

Однако, как ни странно, даже его желание, казалось, ослабло. «Что ты сделала со мной?» — отчаянно закричал он одинокой звезде.

И тут он услышал, как кто-то осторожно поворачивает ручку двери. Он забыл звезду, Элизабет, Люси — все, кроме собственной безопасности. Одним прыжком он достиг керосиновой лампы, которая освещала комнату, и погасил ее. Комната, умытая лунным светом, проникавшим через окно, была все еще слишком светлой, или это только казалось его возбужденным нервам?

Прятаться за дверью было уже слишком поздно, поэтому Эндрю прижался спиной к стене, проклиная себя за отсутствие оружия. Каким сентиментальным дураком он был — уходя, оставил нож в коттедже. А где два охранника, хотел бы он знать, которые должны были охранять его? По всей вероятности, напились и спят. Он как зачарованный смотрел на ручку двери. Она была из белого мрамора и с обманчивой отчетливостью тускло мерцала в волнах лунного света.

На удивление тихо она повернулась вновь, а затем подалась наружу, как брошенный мяч. За дверью в коридоре находилась керосиновая лампа, и ее свет обрисовывал ложный нимб вокруг головы кокни Гарри, который стоял в дверном проеме. Его лицо выдвинулось вперед, поворачиваясь из стороны в сторону, как у змеи.

Эндрю еще сильнее прижался к стене. Кокни Гарри бочком протиснулся в комнату. Словно осознав, что свет в коридоре ставит его в невыгодное положение, он закрыл за собой дверь.

— Эндрю, — прошептал он. Его глаза еще не привыкли к темноте, и молчание встревожило его. Он тоже прижался спиной к стене напротив того места, где стоял Эндрю, как будто боялся нападения. Затем он увидел Эндрю.

— Вот ты где, — сказал он.

Эндрю сжал кулаки, готовясь броситься на незваного гостя, но контрабандист увидел это движение, и нож предостерегающе блеснул в лунном свете.

— Стой, где стоишь, — прошептал кокни Гарри, — а не то запищишь по-другому.

— В гостинице охрана. — Эндрю тоже понизил голос. — Что тебе надо?

— Я больше не боюсь охраны, — сказал тот и с грустью добавил: — Зачем ссориться? Я здесь, чтобы оказать тебе услугу.

— Услугу? — переспросил Эндрю. — Ты забыл, кто я?

— Я не забыл, как ты на нас настучал. Но долг платежом красен. Ты не выдал меня сегодня днем, а запросто мог бы.

— Не из-за твоих прекрасных глаз, — сказал Эндрю. Он не разжимал кулаки, готовый к любому неожиданному нападению.

— Ты не очень-то признателен, — посетовал Гарри. — А ты не хочешь услышать новости?

— Какие новости?

— О Карлионе и других.

— Нет, с ними покончено, — сказал он и добавил, как всегда со странной болью в сердце, медленно, как будто силясь окончательно преодолеть эту боль. — Я больше никогда не хочу видеть этого человека.

— Но он не покончил с тобой. Ни с твоей божьей коровкой.

Эндрю сделал шаг вперед:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Замри! — Гарри снова сверкнул ножом. — Я хочу сказать: они поняли, что она их провела, позорно провела.

— Карлион ей ничего не сделает.