— Я помню ее, — добавила она, — у нее был отбитый край. Скажи, что ты здесь делаешь?
— У меня есть новости, — сказал Эндрю. Он говорил неохотно. Огромное нежелание говорить охватило его. Сообщи он ей новости, какая была бы у него отговорка, чтобы остаться?
— Их можно рассказать и после завтрака? — спросила она и, когда он кивнул, ничего больше не говоря, начала накрывать на стол.
Только когда они сели, она снова спросила:
— Ты, должно быть, рано встал?
Он утвердительно хмыкнул, боясь услышать вопрос, какие новости он принес.
— Что-нибудь случилось, пока меня не было? — спросил он.
— Нет, — сказала она, — здесь никогда ничего не случается.
— Дверь была не заперта. Ты думаешь, это неопасно?
— Она не была заперта и когда ты пришел в первый раз, — ответила Элизабет, прямо глядя ему в глаза. — Я не хотела, чтобы, когда ты вернешься, тебя ожидал менее радушный прием.
Он пристально посмотрел на нее, словно в мучительной надежде, но ее прямота оттолкнула его. Все, что она хотела сказать, лежало на поверхности, подтекста не было.
— Ты знала, что я вернусь?
Она немного нахмурилась, как бы в недоумении:
— Ну, конечно, это было ясно. Мы расстались друзьями, не так ли?
— Ты очень великодушна.
Ее голос по какой-то причине ожесточил его, но она не заметила его сарказма.
— Я не понимаю тебя, — ответила она. — Ты говоришь головоломками.
— О, я не похож на тебя, — сказал Эндрю. — Я не знаю, что хочу. Ты такая чистая, такая ужасно рассудительная. А я — мнительный.
— Это я — очень чистая? — спросила она. Она отложила нож и, опустив подбородок на руку, с любопытством поглядела на него через стол. — А ты знаешь, например, что я очень хотела, чтобы ты вернулся? Здесь так одиноко. Когда я спустилась вниз в то утро, я расстроилась, что ты ушел. Я почувствовала вину. Я не должна была уговаривать тебя идти в Льюис. Я не имела права заставлять тебя рисковать собой. Прости меня.
Эндрю вскочил из-за стола и, отойдя к камину, повернулся к ней спиной.
— Ты смеешься надо мной, — пробормотал он.
Элизабет улыбнулась.
— Ты и правда мнительный, — сказала она. — С чего ты взял? Нет, мы правда друзья.
Когда он повернулся, его лицо горело.
— Если ты произнесешь это слово еще раз… — пригрозил он. Ее бледное, озадаченное и в то же время спокойное лицо охладило его. — Прости, — сказал он. — У меня был только один друг, и я предал его. Я не хочу предавать тебя.
— Ты и не предашь меня, — сказала она. — Ты оставил свой нож.
— Я думал, он может тебе понадобиться.
— Но ты знал, что он может понадобиться тебе.
Он повернулся спиной и поддел ногой угли в камине.
— Это была глупость, — пробормотал он. — Просто сентиментальность. Это ничего не значит.
— А я думала, это — храбрость, — сказала она. — Я тобой ужасно восхищалась за это.
Эндрю снова покраснел.
— Ты смеешься надо мной, — сказал он. — Ты же знаешь, что я трус, и ты меня презираешь. — Он усмехнулся. — Я предал тебя дважды в Льюисе и предаю сейчас, если бы ты только знала… Не смейся надо мной. Не притворяйся восхищенной. Вы, женщины, — хитрые существа. Только женщина могла все так повернуть. |