6

Слегка согнувшись под тяжестью ведра, Эндрю повернул обратно к коттеджу. Небо, затянутое темными тяжелыми облаками, подгоняло приближающуюся ночь. В просвете над головой судорожно светила одинокая звезда, распространяя бледное сияние меж суетливых облаков.

Затухая и вновь появляясь почти через равные промежутки времени, звезда напоминала вращающийся фонарь маяка и, скрывшись из виду, могла сиять иным краям в другой части земного шара.

На западе желтое сияние, быстро ослабевая, подсветило нижнюю кромку плывущей по небу грязно-серой тучи, набитой снегом. А на юго-западе тень теперь полностью окутала холм и утопила в темноте его презрительно поднятое плечо. Мороз пощипывал; смешавшись с физическим страхом, он вогнал Эндрю в долгую неприятную дрожь.

Тропинка к колодцу имела в длину около пятидесяти ярдов, коттедж скрывался за поворотом. Неуверенно пошатываясь под тяжестью груза, Эндрю завернул за угол. «Неразумно», — подумал он, видя, что дверь в коттедж открыта, и еще больше поразился опрометчивости свечи. Ее золотое сияние подчеркивало незащищенность двери, выливалось наружу из коттеджа _и растекалось по тропинке.

Эндрю поставил ведро на землю и отступил на шаг назад, у него пересохло во рту и перехватило дыхание. Крупный мужчина неуверенно и осторожно вступил в слабый круг света и Эндрю, прекрасно знавший непомерную тучность Джо, догадался по повадке, что это был он. «О Боже, — взмолился он, — помоги мне. Он поймет, что меня там нет, и бросится в погоню». Не дожидаясь, пока Джо войдет в коттедж, Эндрю сорвался с места. Только поравнявшись с колодцем, он почувствовал укол совести и остановился. «Элизабет одна в коттедже, но у нее есть ружье», — сказал он сам себе и долгие секунды ждал выстрела, которого не последовало. «Вернись, вернись, вернись», — говорило сердце дрожащей плоти, но его одинокий, многократно повторяющийся призыв не действовал среди множества причин, которое выдвигало испуганное тело. «Они ищут меня, они ее не тронут, — говорил он себе, — и снова: — Там должен быть Карлион. Он не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось». И наконец им овладело чувство раздражения против ответственности. «Она сама виновата», — сказал он себе.

«Почему она послала меня за водой? Почему не закрыла дверь? Она напрашивалась на неприятности. Если бы она хоть немного думала о моей безопасности, она была бы более осторожной». В конце концов, если он сейчас вернется, что он сможет сделать? Он безоружен.

И все же надо что-то делать, даже сопротивляющаяся плоть соглашалась с этим. Самое мудрое для обоих, без сомнения, пойти за помощью. Она говорила, что всего в миле отсюда есть сосед. Он осторожно пошел от стены к дороге, напряженно, испуганно всматриваясь, до рези в глазах, и прислушиваясь к малейшему звуку со стороны коттеджа, который остался за спиной. Его по-прежнему окутывало полное, странное и пугающее молчание. «Она даже не позвала меня», подумал он и был, против всякой логики, задет, даже невзирая на страх.

Хлопая крыльями, на него спикировала летучая мышь, и, чтобы защититься, он поднес к лицу дрожащие и прыгающие от нервного напряжения руки. Ветер свистел в ушах, а ему казалось, что это проносится мимо время. Летели минуты, которые раньше тянулись. Секунды пролетали так быстро, что их невозможно было различить, они сливались в один вращающийся пояс времени, приводимый в движение мотором, чьи удары были ударом его собственного сердца, а разнообразные шумы — шумами мозга.