– Вначале так всегда. Завтра ты станешь маленькой монахиней, которую застукали за дурным поступком.
– А ты будешь аббатом «Валгаллы», который прикажет меня сечь. Чертовски похоже.
Не в силах выпрямиться, Флора рухнула на колени, расстегнула его ширинку и погрузила лицо в пахнущие пудрой волосы, выбивающиеся из-под тесных трусов, в то время как его мощный мужской орган выскакивал как чертик из коробки.
– О-о-о-о-о, – вздохнула Флора.
Но, почувствовав ее язык, Раннальдини отшатнулся.
– Я хочу в тебя войти.
– Как жаль, а я хотела его съесть. – Тут же она испугалась, что он ее ударит.
– Смотри не обмочись.
Положив ее спиной на каменную скамью, Раннальдини грубо раздвинул губы и одним движением вошел в нее.
– А-а-а-а-а-а-ах, сладко, – закричала Флора, начав извиваться.
Она привыкла иметь дело с перевозбужденными одноклассниками. Владевший собой Раннальдини мог бы служить в качестве метронома. Ритм был неумолимо точен.
– Не закрывай глаза, – потребовал он, склоняя над ней лицо. – Я хочу наблюдать за тобой во время оргазма. Еще не устала?
– Я занималась бы этим, сколько угодно. Хоть еще десяток раз.
Ах, эти глубокие мягкие толчки, от них невозможно отказаться.
– Для извращенца ты слишком хорошо трахаешься. Хотя эта скамья тверже, чем ты... Но в зрелом размышлении, возможно, она... О, Раннальдини, о...
После недельного отстранения от занятий в школе Флоре было разрешено присутствовать на выпускном бале благодаря заступничеству лучшего ученика Вольфи Раннальдини перед Сабиной Боттомли.
За два дня до этого праздника Флора, по предположениям знакомых, собиравшаяся позаниматься музыкой с Раннальдини, на самом деле сидела на трехспальной кровати в башне, растирала маэстро детским кремом, а он заканчивал решать кроссворд.
– Вот, хррошо. Глубже, глубже. Ты способная девочка.
Потом он стал зачесывать назад ее лобковые волосы.
– Ты прелестна, как роза. Жду не дождусь, когда тебя побрею.
– Ты что, бреешь всех своих женщин?
– Как правило. У Сесилии такие заросли, как борода у Бернарда Шоу.
– Ты просто декадент. Выпустил бы настольную книгу о своих женщинах «Клиторы на любой вкус». Меня не стоит брить до бала выпускников. Представляешь выражение лиц, если нам придется купаться нагишом?
– Ты на него не поедешь.
– Я должна. Мне страшно за Вольфи. Ведь я ему еще два месяца назад обещала. Не могу оставить его одного с друзьями. Я ненадолго, и мы расстанемся до того, как он о тебе узнает.
– Если ты туда поедешь, ко мне можешь не возвращаться.
Это было первое проявление характера Раннальдини. Она знала, что уступать нельзя. Но ужаснулась тому, насколько это трудно.
Уговорив Джорджию приобрести изящное черное платье с блестками, чтобы надевать самой, Флора с трудом его натянула, изведя полпакета средства для похудения, день она провела в мольбах о смерти.
«Нам бы обеим об этом молиться», – думала Джорджия.
Мертвенно бледная Флора отчаянно сражалась с лишним на своей талии. Наконец платье стало по ней. Джорджия вешала свой жадеиновый кулон на шею дочери, и та вдруг спросила, не изменяла ли она отцу.
– Ну, конечно же, нет.
Джорджия убрала руки, и украшение повисло на груди Флоры.
– А папочка тебе никогда не изменял?
И Джорджия, прижав кулон большим пальцем, ответила:
– Конечно же, нет.
– Как скучно, – сказала Флора. – Брак похож на тюрьму.
И тут ее мать разрыдалась, пробормотав, что плохо идет работа. |