Тут он разглядел чрезвычайно мрачное выражение на лице Раннальдини.

– Ну и не мне вам говорить, что женщины в таком положении нуждаются в большой любви и заботе.

– Но мы, вероятно, будем вынуждены переехать в Нью-Йорк в следующем месяце.

– Нет проблем. Только посмотрите, достаточно ли вы хорошо застрахованы, дорогой мой мальчик.

Раннальдини завелся всерьез. Он был в ярости оттого, что не выиграл Золотой кубок, и от публичного унижения, когда Китти и Лизандер обнимались на глазах у всех жокеев. Китти была нужна ему как никогда, чтобы наладить спокойное существование в Нью-Йорке, когда он будет сражаться с самым упрямым оркестром в мире; и уж не до пищащего отродья ему было.

Он отставил стакан. Ему требовалась ясная голова.

– Ты прав, Джеймс, – сказал он, вскакивая. – Китти чудесная девушка. Мне без нее невыносимо. Если я одену ее потеплее, можно забрать ее сегодня вечером домой?

– Ну а почему бы и нет?

Джеймс был в восторге от такого неожиданного проявления страсти.

Проведя Раннальдини в маленькую палату Китти, где она лежала белее подушки, он еще больше растрогался, видя, как Раннальдини взял Китти за руку и погладил ее лоб.

– Моя дорогая, ты поедешь домой, я буду ухаживать за тобой.

О том, чтобы оставить такую слабую Китти в госпитале, где вокруг рыскал Лизандер Хоукли, не могло быть и речи.

В «Валгалле» их встретила Лесси, радостно приветствуя хозяйку. Раннальдини тут же устроил Китти на софе в белую и голубую полоску в летней гостиной, развел огонь, налил ей стакан бренди и включил негромко «Ганс и Гретель», что так любила Китти. Он даже не согнал запрыгнувшую на софу Лесси. Перед ним стояла более трудная задача – как убедить Китти сделать аборт.

– Но я не могу. Это же грех, – прошептала она в ужасе.

Раннальдини сел рядом, поглаживая ее по волосам.

– Ты можешь забеременеть, и это чудесная новость, – заговорил он успокаивающе. – А это означает, что позднее мы обзаведемся детьми, моя Китти. Но я не уверен, мой это ребенок или Лизандера. Я ведь все-таки настоящий мужчина, – пожал он плечами обаятельно, но угрожающе. – Я бы просто не смог полюбить ребенка от другого мужчины.

«А как же куча твоих детей, которых я все пытаюсь и пытаюсь полюбить?» – горько думала Китти.

– Я не могу сделать аборт, – повторила она, трепеща от собственного мужества.

– Хорошо, мы обсудим это в другой раз. Но, по крайней мере, не говори никому о ребенке, пока мы не решим, что делать, – резко сказал Раннальдини. Затем, сменив тему, он мягко проговорил: – Ты замерзла, и тебе необходим хороший горячий душ, а я приду и помою тебя, как маленькую девочку.

«О пожалуйста, пожалуйста, не надо», – подумала Китти в ужасе. К счастью, Раннальдини отвлек телефонный звонок. Приняв самый быстрый в истории душ, Китти обнаружила, что Лесси в клочки разметала рулон туалетной бумаги по лежащему на лестничной площадке ковру – как белые лошади в оливково-зе-леном море. Очень довольная собой, она подскочила к Китти, ухватилась за подол халата и, потянув, оставила хозяйку мокрой и обнаженной.

– Дитя мое, – двинулся к ней тронутый Раннальдини.

– Нет, – Китти сжалась. – Я все еще неважно себя чувствую.

– Ну конечно же, я только хотел обнять тебя. Я несу тебе снотворное.

Желто-коричневые таблетки лежали на его ладони.

– Мне не нравятся эти штуки.

– Моя дорогая, Джеймс сказал, что необходим полный покой.

Китти полежала в одиночестве, скорбя об ушедшем Артуре, но уже через пару минут сон одолел ее.