Навесы были в ужасном состоянии, за исключением одного чуть подальше с тыльной стороны касы. Перед навесом стоял большой грузовик, все еще груженный. В нескольких футах от него, капотом к ведущей на ранчо дороге и шоссе стоял мой автомобиль.
Ключи были на месте. Я осмотрел задний бампер; он был стянут проволокой — Мигель сделал это на шоссе. Они облегчили мне обратную дорогу.
Я услышал неожиданный раскат хриплого мужского смеха. Позади, на заваленном мусором участке стоял небольшой домик с освещенными окнами. Внутри я смог различить фигуру Панчо, откинувшегося на шатком стуле, сомбреро его удерживалось на спине шнурком, надетым на шею. На столе рядом с ним стояла бутылка пива емкостью в кварту. Я услышал другой, не смеющийся голос. Мигель.
Я обошел грузовик и заглянул в сарай. Было темно, но через минуту глаза привыкли, и я смог в тусклом свете луны кое-что разглядеть. Вдоль одной стены стоял верстак, а на нем весы в стеклянном ящичке. Весы были очень чувствительные и выглядели так, словно за ними хорошо ухаживали.
Я прошел дальше и обнаружил какое-то оборудование. Оборудование для замены шин. Это был тот мощный кронштейн с вращающимися рычагами, который заменил допотопные монтировки. Теперь такие кронштейны использовались на каждой заправочной станции от Майами до Калифорнии.
Но заправочная станция или гараж обычно имеют и другое оборудование. Я мог предположить, что какие-то механические работы на ранчо производятся. Но в сарае были только съемник для шин и ручной насос. Никаких инструментов на большом верстаке.
Там была шина, на колесе со снятым колпаком, приваленная к съемному механизму. Узкая небольшая шина. Колпак я заметил на скамейке. Взглянув в направлении открытых дверей домика, я увидел, что Панчо все еще сидит со своим пивом. Тогда я подошел к скамье и взял крышку. Та принадлежала машине марки «ягуар». Как тот «ягуар» Бонни, который сбросили под откос по дороге к Энсенаде.
Зачем было оставлять одну шину? Одно колесо?
Я еще раз бросил взгляд на домик и двинулся вдоль скамейки к весам. Это были прекрасные весы, с точностью до граммов, а может быть, миллиграммов. Я полюбовался ими сквозь стеклянный колпак.
Под весами, под скамьей были какие-то ящички. Я осторожно вытянул один из них, не спуская теперь глаз с открытой двери домика напротив. Сунул руку в ящик и нащупал что-то мягкое, как кусок шероховатой ткани. Я вытащил — это был замшевый мешочек, один из многих, аккуратно сложенных в ящике. Мешочек был с завязками. Я распустил их и просунул пальцы внутрь. Изнутри он был выстлан вощеной бумагой. И пуст.
Неожиданно в домике воцарилась тишина. Я посмотрел туда — широкая фигура Панчо закрыла свет в дверном проеме. Пока я смотрел, он вышел наружу, направляясь к сараю. Я сунул мешочек обратно в ящик, задвинул его, выскользнул наружу и пошел, стараясь держать грузовик между мной и приближающимся Панчо. Когда я обошел переднюю часть грузовика, к Панчо присоединился Мигель. Они шли наперерез к моей машине. Я подошел первым, открыл дверь; они остановились, наблюдая за мной.
— Спокойной ночи, — сказал я. — Я как раз уезжаю.
Они ничего не ответили. Мигель бросил взгляд на сарай, затем снова посмотрел на меня.
— Спасибо за заботу о моей машине, — сказал я.
Мигель стоял молча. Панчо потряс животом.
— Вы сейчас уезжаете, сеньор? — спросил он.
— Си, сеньор, — сказал я. — Я уезжаю сейчас.
— Спокойной ночи, — сказал он.
— Спокойной ночи.
Я сел за руль, а эти двое стояли, пока я заводил машину, прогревал ее и, наконец, отъехал. Машина шла хорошо, только одно из помятых крыльев слегка скребло по шине.
Я выехал на грунтовую дорогу и проехал две мили до шоссе. Там я остановился и поразмыслил. |