— Вообще-то тут осталось на две.
Он наполнил чашу отцу и себе.
— Как с этим человеком непросто, — пару дней спустя жаловалась Бавкида. — Он не желает образумиться, и все тут! Может, нам стоит его продать и испытать другого повара?
Менедем покачал головой.
— Мы не можем так поступить. Начнутся разговоры… Сикон ведь живет в нашей семье всю свою жизнь. И он очень хороший повар, ты и сама это знаешь. Я бы не хотел его потерять, и отец тоже.
Бавкида скорчила кислую мину.
— Да уж, вижу. Иначе твой отец поговорил бы с ним как следует.
Она вскинула руки.
— И что мне делать? Я не сдамся, но как мне должным образом с этим бороться? Может, ты подскажешь, Менедем? — Она смотрела на него большими, полными надежды глазами.
Почему Бавкида взывает к Менедему, ища поддержки против своего мужа, его родного отца? Потому что ей требуется оружие против Филодема и Сикона? Или просто потому, что у них с Менедемом не такая уж большая разница в возрасте, а у Филодема уже седая борода?
Каковы бы ни были причины, Менедем знал, что ему только что дали шанс. Со многими другими женщинами он бы такого шанса не упустил. Так почему бы не поступить так же с Бавкидой?
«Это было бы легко», — подумал Менедем и принялся кусать нижнюю губу до тех пор, пока не ощутил вкус крови.
— Не знаю, — без всякого выражения сказал он. — Я просто не знаю.
И тогда, к его ужасу и огорчению, жена его отца повесила голову и начала тихо плакать.
— Может, Филодем злится на меня потому, что я до сих пор не забеременела, — негромко, каким-то надломленным голосом произнесла Бавкида. — Я делаю все, чтобы забеременеть… Пускаю в ход все средства, какие знаю: я уже молилась, приносила жертвы — но напрасно. Может, все дело в этом.
«Мой отец — старик. Его семя должно быть уже холодным. Если я посею свое семя в пахотную борозду, которую он проложил, я почти сделаю ему одолжение».
Менедем взвился со скамьи во дворе так стремительно, что Бавкида удивленно заморгала.
— Прости… — пробормотал он. — Я только что вспомнил… У меня назначена важная встреча в гавани. И я уже опоздал. Очень сильно опоздал.
Ложь была неловкой, и Бавкида наверняка догадалась, что он лжет. И все равно Менедем выскочил из дома так стремительно, будто Добрые гнались за ним по пятам.
«Они и вправду могли бы за мной гнаться, — подумал юноша, оглядывая улицы и прикидывая, куда бы на самом деле пойти. — Если бы я отправился по пути, по которому уже странствовал раньше, они могли бы погнаться за мной, да еще как!»
Он сжимал кулаки до тех пор, пока ногти не впились в мозолистые ладони. Знает ли Бавкида, имеет ли хоть какое-то представление о смятении, которое внесла в его душу? Она никогда не показывала этого ни единым намеком — но хорошая жена и не покажет такого. Так всегда бывало во время его неудачных попыток обольщения.
Менедем засмеялся хриплым, горьким смехом, в котором вовсе не было веселья.
«Ее я и не пытался обольстить, будь все проклято. И не попытаюсь».
Бавкида доверяла ему. Судя по всему, Менедем ей нравился. Но она была женой его отца.
— Я не могу, — сдавленно сказал он. — Я не могу. И не буду!
И вдруг Менедем понял, где состоится «назначенная встреча», о которой он упомянул. Ближайший бордель находился всего в двух кварталах отсюда. Менедему хотелось совсем другого, но, возможно, это поможет ему не думать о том, чего ему в действительности хочется, и… «О том, чего я не могу сделать», — снова повторил он себе. |