Тогда Рафаэль увлёкся месмеризмом, и задумал погрузиться в летаргический сон, чтобы оказаться по другую сторону реальности. Но в последний момент он передумал. Его испугала мысль, что друзья могут не добудиться его. А что ему делать в другой реальности без верных и надёжных друзей?

Увлечение месмеризмом сменилось вскоре увлечением белой магией. Рафаэлю захотелось научиться трансформировать чувственное восприятие в реальные факторы. Но и в этих опытах его постигла полная неудача. Как ни пытался он материализовать изображение на картинках детских журналов — ничего у него не получалось. Видимо, он произносил неправильно магические заклинания, а может быть, у него просто не хватало воли и желания для того, чтобы свершился успех.

В конце концов, Рафаэль сосредоточил свои усилия на мастерстве телекинеза — перемещения материальных предметов посредством умственной работы. Кое-каких успехов он добился в этой области.

И когда Эйприл О'Нил заглянула в его комнату, очередной телекинический опыт Рафаэля был в самом разгаре.

Поначалу Эйприл ничего не могла разглядеть в комнатке, воздух в которой заволокло жёлто-оранжевым дымом. Густой дым курился от позолоченного треножника, в котором были свалены в кучу и подожжены разнообразные благовония и травы. Однако вскоре сквозь дым начали проступать смутные очертания, и Эйприл сумела разглядеть своего благородного друга Рафаэля.

Он облачился для магического опыта так, как, по его мнению, одеваются колдуны с большим профессиональным стажем. Если Леонардо нахлобучил на голову стереошлем с Датчиками, чтобы полностью отрешиться от окружающей реальности, то Рафаэль — высокий островерхий фиолетовый колпак с магическими иероглифами. На плечи Рафаэля был накинут фиолетовый плащ.

Воодушевлённо размахивая трехпалыми лапами, Рафаэль склонился над своим столиком, посреди которого находился древнекитайский магический треножник, купленный неделю назад в антикварной лавке за 99 долларов 99 центов. Весь столик был завален томами в кожаных переплётах, содержащими руководства по быстрому и практическому освоению колдовского искусства.

Поверх кипы книг лежал пластмассовый муляж, сделанный на заказ — череп черепашки-ниндзя. Этот муляж сохранился со времён неудачных опытов по вызыванию духов прошлого. Среди множества пробирок с всевозможными растворами, разноцветными жидкостями и смесями всевозможных запахов, лежали скрученные пергаментные свитки с японскими иероглифами. Каждый такой иероглиф, толкующий основы колдовства, имел несколько синонимичных значений, поэтому их можно было толковать как угодно.

Рядом с позолоченным дымящимся треножником находились песочные часы и лежал раскрытый манускрипт. По манускрипту и по часам Рафаэль сверял свои действия. Ему удалось уже поднять в воздух силой своей воли буханку белого хлеба, гирю и горшок с кактусом. У всех этих предметов повырастали голубиные крылья, с помощью которых они парили по комнате.

Кроме того, пространство со свистом рассекали два кинжала, которые вылетели из ножен черепашки. Лезвие одного из них едва не расцарапало щеку Эйприл, когда она подошла к столу. Увлечённый Рафаэль, так же, как и Леонардо, совершенно не обратил внимания на старую подругу. И так же решительно, как с Леонардо, поступила Эйприл и со вторым своим другом. Она схватила одну из стоящих на столике склянок, в которой находилась дистиллированная вода и выплеснула на треножник.

Магический огонь потух. Жёлто-оранжевый дым начал рассеиваться. У парящих в воздухе предметов исчезли крылья, и они упали на пол. Горшок с зацветающим кактусом раскололся, рассыпав по полу чёрную землю. Кинжалы воткнулись остриём в буханку хлеба.

Гантель упала прямо на лапу Рафаэля.

Боль привела в чувство отважного черепашку. Но огорчение от того, что прервали его колдовской опыт как раз тогда, когда он начал получаться, оказалось сильнее боли. Как и Леонардо, Рафаэль неистово завопил от обиды.