- Ну-у, зачем уж так, - запротестовал Донателло.

- Не скромничай, - перебил его Микеланджело, - Если из слов, которые входят в словосочета­ние «самый умный из нас» взять только отдельные морфемы, то получится «самумас».

  Рафаэль покатился от хохота.

- Ну прямо, как папуас, - сказал Леонардо.

  Донателло почему-то не смеялся, так как ему было не совсем понятно, почему его сущность заключена в этом неказистом слове.

- Так как будет звучать мое новое имя? - тихо спросил он у Микеланджело.

- Тебе понравилось? Самумас, - с гордостью ответил тот.

  Донателло на минуту задумался, закрыв глаза, правильно формулируя в голове ответ.

- Видишь ли, Микеланджело, - сдерживая эмоции, спокойно начал Донателло, - я благодарен тебе, что ты так высоко оценил мои умственные способности. Но... Разве этот... ну, как его.., - запнулся Микеланджело.

- Самумас, - подсказал Рафаэль.

- …Вот-вот, этот Самумас будет понятен всем, так же как и тебе? Ведь не скажи ты нам, откуда взял такое слово, мы бы ни за что не догадались.

- Это же так просто! - воскликнул Микеландже­ло. - Для того, кто обладает хоть каким-то воображением, не будет большого труда...

- А если с воображением никак? - не сдавался Донателло.

- Это хуже. Тогда можно и объяснить, - пожал плечами Микеланджело в несколько растерянном состоянии.

- Мне бы не хотелось постоянно объяснять что откуда берется, ты уж извини, но мое имя мне нра­вится больше и к тому же, как мне кажется, оно мне подходит лучше, чем то, что ты выдумал.

- Так что, ты отказываешься? - спросил Мике­ланджело. - Ты не хочешь нового имени, я тебя правильно понял?

- Да, именно так, - категорично заявил Дона­телло.

  Настроение у Микеланджело начинало портить­ся прямо на глазах у черепашек-ниндзя. Тогда Ра­фаэль, увидев, как умело выкрутился из положения Донателло, решил рискнуть.

-  Что же ты замолчал, Микеланджело? Мне бы тоже хотелось услышать свое новое имя.

  Глаза у Микеланджело заблестели.

- Ты не шутишь?

- Вовсе нет.

  Стало тихо. Микеланджело никак не решался произнести вслух то, что вот уже который раз читал глазами с листка бумаги. Наконец, он перевел ды­хание и быстро заговорил:

- Ты, Рафаэль, как известно, излишне сенти­ментален, к тому же часто пребываешь в состоянии печали... Вот и получается, что имя твое должно быть Сентичаль.

- Ну, что тебе сказать... - начал Рафаэль, - слово, конечно, такое, что ни в одном словаре не отыщешь, и как только оно тебе в голову пришло!

- Я же почти полдня старался, - стал оправды­ваться Микеланджело.

- Скажи спасибо, что не так уж плохо вышло, - ­похлопал по плечу Рафаэля Леонардо, - могло быть похуже. Сентичаль - уж как-то излишне чувствен­но. Ты не находишь, Микеланджело?

- Нет, в самый раз, хотя... Можно было бы еще кое-чего добавить...

- Не надо добавлять, - отрезал Рафаэль. - А для Леонардо имя тоже подобрал?

  Поскольку Рафаэль одобрительно отнесся к пред­ложению Микеланджело, во всяком случае не воз­мущался и не протестовал, то тот осмелел, а потому держался более раскованно, чем прежде.

  Леонардо приготовился уже услышать свое но­вое имя, а потому с любопытством смотрел на не­сколько помятый листок бумаги, который держал в руке Микеланджело, как в дверь постучали.

- Войдите! - в один голос закричали черепаш­ки-ниндзя.

  Дверь отворилась и на пороге стояла Эйприл.

- О, Эйприл, рады тебя видеть, - вышел ей навстречу Донателло.

- Я не помешала? - поинтересовалась Эйприл, заметив озабоченного Леонардо, который застыл в состоянии ожидания.

- Нет, что ты, напротив, мы очень рады, - ус­покоил ее Рафаэль.