Ведь приговор им вынесли такой, что когда чере­пашки снова выйдут на свободу, ни Эйприл, ни Ирмы уже не будет в живых.

  Девушки прислонились к стене и горько запла­кали.

- Где же вы были? Почему вы не смогли их предупредить, помочь им? - наперебой спраши­вали у них знакомые телерепортеры.

- Нас, нас... - всхлипывая пыталась прогово­рить Ирма, - похитили неизвестные...

- В черных масках, - закончила за нее Эйприл О'Нил.

- Какой ужас! - раздались со всех сторон воз­мущенные возгласы.- А вы сообщили в полицию?

- Сообщили! Конечно! - ответила Ирма.­ - Но нам кажется, что это уже не имело никакого смысла.

  В это время из зала заседаний вышел адвокат черепашек с кожаным кейсом в руке. Глаза Эйприл налились кровью, слезы высохли на ее щеках, она сжала кулаки и бросилась навстречу этому невоз­мутимому человеку в очках, в черной мантии и накрахмаленном беленьком воротничке.

- Почему? Почему? Вы не смогли защитить их? - накинулась девушка на адвоката. - Ведь вы же прекрасно понимаете, что они не заслуживают такого наказания! Ведь это же позор и издева­тельство, а не суд!

- Я делал все, что мог, - развел руками невоз­мутимый человек.

- Но почему? Почему вы не потребовали суда присяжных? Ведь такие дела невозможно рассмат­ривать только с позиций сухой буквы закона? Вы это прекрасно понимаете! - снова накинулась на него Эйприл О'Нил.

 Тогда адвокат осторожно посмотрел по сторонам и, понизив голос, ответил возмущенной девушке:

- Это не имело никакого смысла! Потому что приговор был известен еще до суда. И все это из-за того, чтобы хоть как-то удовлетворить президентов авиационных компаний. Они, видите ли, понесли огромные убытки...

Глава 11. Камера приговоренных

  Приведение приговора в исполнение было на­значено на 12 часов следующего дня. До этого вре­мени черепашек-ниндзя поместили в одну камеру со Шредером, Бибоком и Рокстеди.

  По злой иронии судьбы, юные герои должны бы­ли провести со злодеями вторую ночь за послед­ние дни. Только, если первая ночь была ночью их триумфа, - ночью исполнения их самых заветных желаний, то вторая была ночью позора и унижения.

  Это они поняли сразу же, как только их втолкну­ли в камеру. Шредер, который был вынужден молчать все эти долгие часы, пока шло судебное разбирательство, с первых же секунд не оставил им никакой надежды на спокойное обдумывание си­туации.

- Гляди-ка! - язвительно вскричал Шредер, как только черепашки переступили порог мрачной серой комнаты без окон и с толстой решеткой вместо дверей. - А что тут делают наши кавалеры ордена Голубой ленты? Наверное пришли дать на­путствие сбившимся с пути истинного.

- Босс! Давай-ка размажем их по стенке! - ­прошипел тупоголовый Бибок.

- Теперь-то уж нам никто не сможет поме­шать! - поддержал его Рокстеди.

- Заткнитесь, идиоты! - оборвал их Шредер.­ - Разве можно издеваться над горем? Ведь мы теперь друзья по несчастью, - почти как братья. Зачем же нам драться? Нет уж, эту последнюю ночь мы проведем в тихой и мирной беседе.

  Голос Шредера, с которого давным-давно сорва­ли его металлическую маску, утратил свой харак­терный приглушенный рокот. А поэтому казался незнакомым.

- На чем же мы с вами остановились той ночью? - торжественно спросил Шредер у черепашек, которые молча расселись по жестким кро­ватям. - Мы остановились на том, к какой катего­рии людей отношу я себя сам. К тем, что все знают? К тем, которые только догадываются? Или к тем, которые не знают ничего и не хотят ничего знать? Так вот, повторяю, я тот, который только-только догадывается.