Там осталась только мексиканка, у которой при виде меня загорелись глаза.
— Вы знаете, где золото? — мягко спросил я. — Вы могли бы здорово помочь мне.
— Я не собираюсь тебе помогать! — Она вскинула голову. — Когда приедет сеньор Сэкетт, он все равно оставит тебя в дураках.
— Ему стоит поторопиться. Вот едут мои друзья.
Она ничего на это не ответила, но мы уже слышали топот лошадей.
— Если передумаете, найдите меня, — сказал я. — Стыдно такой красивой девушке, как вы, связываться с бандитами.
Она хотела что-то сказать, но поджала губы.
Вместе с Родриго подъехали двадцать крепких, сухих вакеро, и все они, казалось, расстроились, когда выяснилось, что драки не будет.
— Вам надо поехать с нами, — сказал Родриго. — Старик Бен хочет видеть вас.
— Бен Мандрин?
— Да. — Он улыбнулся. — И сеньорита Робизо.
Дом на ранчо был длинным глиняным зданием с несколькими дверьми, выходившими на длинную веранду. Ранчо было старым и обжитым. Здесь росли огромные древние дубы и сикоморы. Тень от них показалась очень приятной после поездки под жарким открытым солнцем, и я натянул поводья и минуту-две сидел в седле, осматриваясь.
Если у Старого Бена не отнимут ранчо, оно перейдет к Родриго, и я понимал, почему он так его любит. Здесь везде царила атмосфера доброго спокойствия: она была и в запахе трав и жасмина, окружающего дом, и в тени под огромными старыми деревьями.
Дом был построен в виде буквы «Г», из него открывался вид на уходящее вдаль море за круглым склоном холма. Между морем и домом росла пожухлая от засухи трава с несколькими рядами маиса, бобов и других растений.
Дверь открылась, и я увидел стоящую в проеме Доринду в легком красивом платье и выглядевшую от этого еще прекрасней.
— Проходите, пожалуйста, в дом. Мистер Мандрин ждет вас.
Она повернулась.
— Хуан, позаботься, пожалуйста, о коне джентльмена.
Спешившись, я смахнул шляпой пыль с одежды и прошел через двор, чувствуя затылком, что за мной пристально наблюдают, но не Доринда и не Хуан.
Девушка с улыбкой протянула мне руку. То была широкая, приятная улыбка, приоткрывшая белоснежные безупречные зубы, но глаза ее не улыбались. Они излучали настороженность и беспокойство.
— Благодарю вас, мистер Сэкетт. От всей души благодарю за все, что вы сделали. Когда те люди приехали за мной, мы подумали, что вы мертвы.
— Годится.
— Что вы имеете в виду?
— Иначе они могли бы поехать и проверить.
Она на секунду задержала на мне взгляд, как бы стараясь угадать, сколь я умен или насколько опасен.
— Все это ошибка.
— Людям, погибшим в Мохаве, интересно было бы услышать ваши слова, — откровенно сказал я.
Когда она попыталась ответить, я ее оборвал:
— Мэм, я приехал не к вам. Я приехал к Бену Мандрину.
Раздался глубокий и сильный голос:
— Так оно и есть! Входите, мистер Сэкетт! Прошу, входите!
Он сидел в большом старом кресле-качалке и совсем не походил на пирата. Он никогда не был высоким — во всяком случае таким, как я, — но в свое время был широкоплечим и, кажется, очень сильным человеком. Запястья у него были такими же широкими, как у меня, дюймов десяти в окружности, а руки — сильные, с плоскими костяшками… руки драчуна.
Лицо было широкое, скуластое, глаза глубоко посажены, в густых черных волосах виднелась седина. Ему было уже за семьдесят, но выглядел он намного моложе. Однако бросались в глаза разбитые параличом больные ноги. Они были закрыты одеялом и были так тонки, что их было почти не видно. |