— Пограничникам надо было бы дать условный сигнал, но это небезопасно. Пойдете, комендор, вы, — приказал капитан. — Этим распадком подберетесь к западному склону высотки, там должен быть наряд. Людей проведете сюда. Ясно?

— Ясно, товарищ капитан. Разрешите идти?

— Идите!

Пригнувшись, Нагорный распадком подобрался к камням и, насколько позволял глубокий снег, быстро зашагал на запад. До высотки было с полмили, не больше, но добрался он до западного склона минут через тридцать и с удивлением осмотрелся — запорошенный снегом березовый колок и никаких следов человека. Андрей хотел было повернуть назад, как вдруг зашевелились ветки берез, и, словно из-под снега, перед ним вырос пограничник.

— Младший сержант Лобазнов и проводник служебно-розыскной собаки Сеничкин, — улыбаясь, доложил Фома.

Только теперь Андрей увидел и проводника Сеничкина и низкорослую дымчато-серую, с рыжими подпалинами овчарку.

— Ушел? — спросил Фома так просто, словно они виделись только вчера.

— Ушел, — ответил Нагорный.

— Давно?

— Минут тридцать назад. Сколько сейчас?

Лобазнов посмотрел на циферблат больших карманных, знакомых Нагорному часов:

— Семь пятнадцать. Если он ходок хороший и местность знает, разрыв получается большой.

— И ходок он сильный, и стрелок меткий. Словом, орешек крепкий.

— Разгрызем. Мы не одни, за ним сейчас много глаз, — хитро прищурившись, сказал Лобазнов.

Веснушек на его лице стало еще больше. Крупные, каждая величиной с горошину, они соперничали цветом с сиверсией.

— Какой он из себя, тип этот? Небось каинова печать на морде? — спрашивал Лобазнов на пути к распадку.

— У тебя деньги есть? — неожиданно спросил Нагорный.

— Есть… Полсотни… — недоумевая, ответил Фома.

— Так вот, если бы он тебе встретился и спросил взаймы — отдал бы все пятьдесят. Отдал не задумываясь. Видный парень, глаза чистые, ясные…

— Скажи какой! — удивился Лобазнов.

В этой интонации было столько знакомого и дорогого по воспоминаниям детства, что невольно пришли на память и те дни, когда они с Фомой дожидались обещанного Владимиром трофейного тесака…

По тропе, проложенной Нагорным, пограничники без труда добрались до распадка. Капитан снабдил Лобазного картой, дал задание и наряд ушел по свежему следу «романтика».

Подъем на Черную Браму начали с юга. Цепляясь за ветки низкорослого березняка, подтягивались на руках. Пользуясь малейшей впадиной, на которую можно было поставить ногу, и, прижимаясь всем телом к скалам, они брали с боем — каждый метр подъема. Казалось, еще одно усилие — и они достигнут вершины, но перед ними была только терраса — возможность кратковременного отдыха.

Не сдерживаемый ничем, со свирепой силой дул ветер. Словно оберегая тайну вершины, ветер пытался сбросить их вниз, на острые камни подножия.

В непродолжительные минуты отдыха, привалившись грудью к скале и держась руками за темные, прошлогодние мхи, Андрей думал о том, что много лет назад по этим самым гранитным склонам поднимался его старший брат Владимир. Что где-то здесь, выполняя свой воинский долг, он погиб, и останки, быть может, расклевали птицы.

Когда они достигли вершины, солнце село за горизонт. В темном небе мерцал зеленоватый всполох.

Они спустились метра на два ниже верхнего ровного плато, здесь была терраса в форме неправильного треугольника.

Осмотрев закрывшую расщелину глыбу гранита, Ясачный озабоченно сказал:

— Сдвинуть этот «камешек» с места — дело нелегкое…

Гранитный осколок закрывал почти нею расщелину, оставался узкий и короткий, с острыми краями лаз.