– Ты разделяешь общее заблуждение, а я нет. Я
не оскорбляю Марко. Я отдаю ему должное, говоря о нем, относясь к нему так же, как при жизни; было бы оскорблением, если б от страха я мазал его
елеем. Он не понимал, какими силами собирался управлять на большом расстоянии, не мог их контролировать, проверить их честность и преданность
делу. Все, что он знал, – это то, что некоторые из них могли быть агентами Тито или даже Москвы.
– Это неправда! Он все о них знал, по крайней мере, о руководителях. Он не был дураком, и я тоже. Мы постоянно их контролировали, и я… Куда вы?
Вулф отодвинул стул и встал.
– Может, ты и не дура, – сказал он, – но я идиот. Я позволил разговору превратиться в бессмысленный спор, хотя мог бы это предвидеть. Я хочу
есть. Я как раз ужинал, когда пришло известие о смерти Марко. У меня пропал аппетит. Я старался закончить ужин, но не мог проглотить ни кусочка.
Я плохо соображаю на пустой желудок, поэтому собираюсь пойти на кухню и что нибудь съесть. – Он взглянул на стенные часы. – Пойдешь со мной?
Она покачала головой:
– Я ужинала. И не могу есть.
– А ты, Арчи?
Я сказал, что не отказался бы от стакана молока, и вышел за ним. Фриц, отложив при нашем появлении журнал, глубокомысленно изрек:
– Голодать живому – не поможешь мертвому, – и открыл дверцу холодильника.
– Индейку, сыр и ананас, – заказал Вулф. – Я этого раньше не слышал. Монтень?
– Нет, сэр. – Фриц поставил индейку на стол, снял крышку, взял кусочек и протянул его Вулфу. – Это моя мысль. Я знал, что вы пришлете за мной
или придете, и мне хотелось приготовить для вас соответствующее изречение.
– Поздравляю. – Вулф управлялся с ножом. – Быть принятым за Монтеня – это вершина, доступная очень немногим.
Я собирался выпить только молока, но созданной Фрицем творение из деревенского сыра и свежего ананаса, вымоченного в белом вине, – это нечто
такое, перед чем не устоял бы даже Вышинский. А еще Вулф предложил мне крылышко и ножку, отказаться было неудобно. Фриц положил на тарелку
всякой вкуснятины и отнес ее Карле, но когда где то через двадцать минут мы вернулись, все стояло нетронутым. Возможно, она была слишком
расстроена, чтобы есть, но я ей не поверил. Она просто отлично знала, как раздражает Вулфа, когда пропадает хорошая еда.
Вулф сел за стол и хмуро воззрился на нее.
– Посмотрим, сможем ли обойтись без ссоры. Ты сказала, что предполагала, я буду удивлен, а ты нет. Удивлен почему?
Она ответила, также нахмурившись:
– Я не… да, конечно. Удивлены, что Марко убили.
– А ты не удивилась?
– Нет.
– Почему?
– Потому что знала о его делах. А вы знали?
– Подробно нет. Расскажи мне.
– Ну в последние три года он вложил в борьбу около шестидесяти тысяч долларов своих собственных денег и собрал более полумиллиона. Он ездил семь
раз в Италию и совещался с руководителями движения, которые пересекали Адриатическое море, чтобы встретиться с ним. Он отправил отсюда
двенадцать мужчин и двух женщин – трех черногорцев, трех словенцев, двух хорватов и шесть сербов. Он печатал листовки и обеспечивал их
распространение среди крестьян. Он отправил несколько тонн продовольствия и других вещей…
– Оружие? Винтовки?
Она задумалась.
– Не знаю. Конечно, это было бы против закона, американского. Марко высоко чтил американские законы.
Вулф кивнул.
– И заслуженно. Я не знал, что он был так поглощен этими делами. Значит, ты утверждаешь, что его убили поэтому. |