|
Не гордись своим открытием. Держись подальше от этого места. Я почувствовал боль, но не по вине тетушки. Я молился, чтобы мне как можно скорее представилась возможность признаться Лестату или кому-либо другому на этом свете, что те-тушка опоздала со своими предостережениями. Когда-то они были своевременны, но прошлое давным-давно скрылось под непроницаемой черной вуалью. Таинственный он перестал быть для меня тайной. – Не думай об этом, тетушка Куин, – как можно мягче произнес я. – Помнишь, что тебе го-ворил твой отец? На болоте Сладкого Дьявола нет никаких дьяволов. – Да, конечно, Квинн, – ответила она, – но в отличие от тебя мой отец за всю свою жизнь ни разу не осмелился отправиться на пироге в те темные воды на поиски острова. Ничья нога не ступала на этот остров до тебя, Квинн. Не в характере моего отца и твоего дедушки было совер-шать такие непрактичные поступки. Да, конечно, он охотился возле берега, ставил ловушки на раков, как мы это делаем до сих пор, но никогда не пытался найти тот остров, и я хочу, чтобы ты больше туда не ездил. Я словно впервые остро и ясно почувствовал, как она нуждается во мне. – Я слишком тебя люблю, чтобы покинуть, – порывисто произнес я, сам полностью не ус-пев осознать смысл собственных слов. А потом вдруг добавил: – Клянусь, я никогда тебя не ос-тавлю. – Мой дорогой, мой чудесный мальчик! – воскликнула тетушка, продолжая перебирать ле-вой рукой камеи и выстраивая их в линию: – Одна, две, три четыре, пять... И на всех Ревекка у колодца... – Они безукоризненны, тетушка Куин, – сказал я, глядя на эту пятерку, и ни с того ни с се-го вспомнил, что призраки могут носить камеи. "Интересно, – подумалось мне, – а есть ли у призрака выбор? Может ли он позаимствовать что-то из собственных сундуков на чердаке?" Тетушка Куин закивала, улыбаясь. – Мой мальчик, мой красивый малыш, – восторженно произнесла она и вновь посмотрела на Лестата. Его расположение к ней ничуть не уменьшилось. – Знаете, Лестат, я ведь больше не могу путешествовать, – серьезным тоном призналась она, огорчив меня своим признанием. – Иногда в голову мне приходит жуткая мысль, что моя жизнь кончена. Следует, наверное, понимать, что в восемьдесят пять уже нельзя носить люби-мые туфли на шпильках, разве только прогуливаться в них по комнате. Она опустила взгляд на свои ноги, на туфельки с блестками, которыми так гордилась. – Даже поездка в Новый Орлеан к ювелирам, которые давно знают мою страсть к коллек-ционированию, становится целым событием. Хотя в любое время в моем распоряжении самый огромный лимузин, который только можно себе представить, и, разумеется, самый большой в нашем приходе. И есть кому меня отвезти и сопроводить: личный шофер и, конечно, Жасмин, моя дорогая Жасмин. Кстати, а где ты пропадаешь все дни, Квинн? Почему-то каждый раз, когда я просыпаюсь в урочный час и начинаю отдавать распоряжения, тебя нигде не могут найти. В голове у меня стоял туман. Этой ночью мне было суждено не раз испытать чувство сты-да. Я ощутил себя полностью отрезанным от нее, хотя находился совсем близко, и вновь вспом-нил Стирлинга, вкус его крови и то, как я чуть было не поглотил его душу. И тут меня снова посетили сомнения, уж не применил ли Лестат свою магию по отношению ко мне и к тетушке Куин, чтобы мы оба освободились ото лжи. Но мне нравилось то, что происходило. Я доверял Лестату и сознавал, что если бы он за-думал какое-нибудь зло, то не стал бы вести столь долгую беседу с тетушкой Куин. А тетушка продолжала щебетать веселым голоском, хотя слова ее были полны грусти. – Вот я и сижу здесь со своими маленькими талисманами и смотрю старые фильмы, наде-ясь, что Квинн меня навестит. – Она махнула рукой в сторону большого телевизора. – Однако не обижаюсь, когда он не приходит. |
