Вопрос был в том, известна ли старушке подлинная ценность книги? Я ощутила, как на лбу у меня выступает испарина, и приложила все усилия, чтобы руки мои перестали трястись. Глаза старушки впились в меня иголками.

— Так что ж? — раздраженно спросила она.

Я дала ответ, предопределивший мою печальную участь.

— Книга, конечно, любопытная, — тщательно подбирая слова, отвечала я, — но особой ценности не представляет.

Так я вступила на путь, с которого уже не было возврата.

Лицо у старушки вытянулось, а я мысленно спросила себя: может, она все-таки не подозревает, что за редкость принесла сюда?

— Однако вам повезло, — продолжала я, — у меня есть постоянный покупатель, который питает слабость к литературе такого рода и к этому автору. Так что я с удовольствием дам вам за эту книгу десять шиллингов. Полагаю, вы согласитесь — цена хорошая, особенно учитывая, что книга, как вы сами видите, далеко не в идеальном состоянии.

И я старательно изобразила на лице улыбку истинной благодетельницы. Старуха в ответ тоже улыбнулась, точнее было бы сказать, ощерилась. В глазах у нее загорелся злобный огонек.

— Ах вы мерзкая лгунья! — прошипела она. — Бессовестная обманщица! Да за кого вы меня принимаете — за круглую дуру? Думаете, если я еле ноги таскаю, так уж и из ума выжила?

Она поняла мою хитрость! Я поднялась и попыталась успокоить разъяренную старушенцию.

— Может быть, я и ошиблась. Сейчас взгляну еще разок, сударыня.

Но было поздно: старуха уже перестала мне доверять.

— Книга стоит гораздо дороже, в сто раз дороже, чем вы мне только что сказали, и вы знали об этом и все-таки опустились до обмана! Да вы просто мошенница! — шипела старуха. — А ну, отдайте книгу, живо!

И она попыталась выхватить у меня свое сокровище, а я поняла: мечта моя рушится.

— Пойду к другому книготорговцу, к честному! — заявила она.

— Простите меня! — вскричала я со слезами на глазах, — Минутная слабость, все мы люди, вот я и поддалась искушению!

Я была не в силах выпустить книгу, и старуха, натужившись, тянула ее к себе.

— Чушь! — выплюнула она. — С меня довольно.

Мы обе навалились грудью на стол и дергали книгу каждая к себе, туда-сюда, туда-сюда, но я оказалась сильнее, рванула как могла, и сокровище очутилось у меня в руках. Противница от неожиданности пошатнулась и свалилась со стула, и я в ужасе увидела, как голова ее со зловещим треском стукнулась об пол, и старуха рухнула, будто пыльное платье с вешалки. Я вскочила, кинулась к ней, упала на колени — посмотреть, жива ли она еще.

— «Я… предпочитал… стричь овец… по воскресеньям», — прошипела старуха мне в лицо и испустила последний вздох, от которого стекла моих очков на миг запотели.

— Боже милосердный, — пробормотала я. — Что же мне теперь делать?

Редко бывает, чтобы покупатель скончался прямо в лавке, тем более в книжной, и я понятия не имела, что полагается предпринять в подобном случае. И пока я мешкала, некий голос, который мог принадлежать только Сатане, принялся нашептывать мне на ухо.

«Возьми книгу, — твердил он, — бери же скорее книгу! Никто не узнает!»

О, как бы мне хотелось сейчас сказать, что я возражала, что боролась с искушением, что попыталась противостоять этому бесчестному предложению, но… не буду лгать. Я сдалась мгновенно, схватила книгу, валявшуюся на полу рядом с трупом старухи, и поспешно сунула ее на самую верхнюю полку у себя над столом, спрятав за томом Гиббона «Упадок и разрушение».