Горло ее сжалось от звучавшей в его голосе острой боли. Она молча покачала головой — ей тоже было трудно говорить.

— Больше это не повторится, Летти. Даю вам слово. Пожалуйста…

Она глубоко вздохнула, и, когда заговорила, ее было еле слышно.

— Дело не в вас.

— Нет?.. Тогда в чем же? Я вас обидел?

— Нет. Все дело… во мне.

— Я не понимаю вас. Объясните мне. — Он взял ее за плечо и повернул к себе, в голосе его звучала настойчивость.

— Я чувствую… я чувствую себя шлюхой!

Сказать это оказалось не так трудно, как она думала. Летти вдруг поняла, что этот человек не будет изображать добропорядочность и богобоязненность. Он не осудит ее.

Рэнсом молчал. Ему вдруг показалось, будто его ударили в самое сердце.

— Я не виню вас, — быстро проговорила она, изо всех сил стараясь взять себя в руки. — Я лишь хочу сказать… Я должна была сопротивляться, но не делала этого. Я должна ненавидеть вас — но не могу. И я не должна… не должна…

— И вы никогда не должны позволять себе наслаждаться физической близостью, потому что хорошие женщины так не поступают?

— Да, — выдохнула она, и ее захлестнула волна отчаяния, вызвав новый поток слез. Он усмехнулся:

— Интересно, кто же вам это сказал?

Летти так удивилась, что даже перестала плакать.

— Все говорят…

— Они не правы! В том, что вам приятно, когда я к вам прикасаюсь, нет ничего предосудительного. Это объясняется лишь тем, что так устроено женское тело — и мужское тоже. Это самый большой дар, который один человек может преподнести другому. Это единственное вознаграждение нам за то, что мы родились. С вами было бы не все в порядке, если бы вы не были способны чувствовать.

— Но тогда почему…

— Почему так говорят? Потому что слишком многие люди невежественны и глупы. Кроме того, это очень удобно для охваченных опасениями отцов и эгоистичных мужей, которые, заметьте, не стесняются, когда это касается их собственных удовольствий.

— Да, но…

— Вы такая, какой сделал вас господь бог. А значит, в этом нет ничего дурного.

Он говорил с такой убежденностью, будто все происшедшее между ними было действительно абсолютно естественным. Постепенно Летти успокоилась настолько, что даже начала чувствовать некоторую обиду: ведь ее так уверенно зачислили в число невежественных людей.

— А вы откуда все это так хорошо знаете? — несколько резко спросила она.

— Во время войны я повстречался с одной милой вдовой. Я ходил в разведку, линия фронта неожиданно передвинулась, и я застрял на вражеской территории. Три недели эта дама прятала меня в своем амбаре. Когда мы встретились, я был совсем зеленым, как арбуз в мае, но когда мы расставались, я был уже довольно зрелым.

— Вы провели там три недели?

— Ну, я был слегка ранен в ногу. Она сказала, что мне необходимы упражнения. И, если вдуматься, она была права.

Излишняя веселость в его голосе показалась ей неуместной.

— Вы предрасположены к ранениям в ноги… Но едва ли это служит оправданием вашего любвеобилия. Кстати, как ваша рана?

— Какая?

— На ноге. Разве вы забыли, как я попала в вас в кукурузном сарае?

— Она давно зажила, — сказал он, потом поспешно добавил:

— Хотя временами нога немеет — вот как сейчас.

Летти бросила на него подозрительный взгляд:

— Я не верю ни одному слову.

— И что? Вы не предлагаете мне упражнений?

Рэнсом провел ладонью по округлости ее груди, и Летти с ужасом почувствовала, что ее снова охватывает возбуждение.