— Но… ведь я могла остановить вас!

— Ради бога, попробуйте.

— Ну, и кто же из нас высокомерен?

Он потянулся к ней и поймал за руку.

— О, конечно, я. Но поможет ли это вам?

Ее раздражение улетучилось, но она не могла сказать ему не правду.

— Я не уверена, что поможет.

Рэнсом услышал в ее голосе боль и внезапно пожалел, что не имеет права излечить эту боль. Но по крайней мере он должен контролировать себя, чтобы лишний раз не сделать ей больно. К сожалению, все самые надежные инстинкты оставляли его, когда рядом была она. И с этим он ничего не мог поделать. Что ж, значит, надо постараться держаться от нее подальше.

— Здесь я с вами распрощаюсь. Если мы больше не увидимся…

У Летти вырвался приглушенный вздох, и она густо покраснела, опасаясь, что Шип мог его услышать. Он молчал так долго, что ей стало не по себе. Прилагая все силы, чтобы голос не дрогнул, она спросила:

— Так что же «если»?..

— Забудьте, — сказал он резко. — Забудьте то, что произошло между нами, и никогда не думайте об этом. Живите так, словно ничего не было.

— А вы так же намерены к этому относиться?

Рэнсом сжал ее руку на мгновение, потом поднял ее и прижался губам к ладони Летти.

— Нет, — усмехнулся он. — Но у меня же нет совести!

Это была ложь. Летти не сомневалась в этом, когда смотрела, как он уезжает. Она была меньше уверена, когда добралась до конюшни Сплендоры, и совсем потеряла уверенность, когда, наконец, оказалась в своей спальне. «Забудьте», — сказал он. Почему? Ради ее спокойствия? Или потому, что боялся, как бы она не рассказала о нем властям?

Летти грустно улыбнулась. Неужели он не понимает, что уж ее-то можно не опасаться? Она и подумать не могла подойти с этим к полковнику Уорду или к шерифу. Ведь ей пришлось бы рассказать, как к ней попали эти сведения и почему она может так подробно описать Шипа, его рост, телосложение и все остальное. Было и еще кое-что, что она действительно не хотела и не могла рассказать ни одной живой душе…

Аукцион, на котором распродавалось поместье Тайлеров, проводился жарким солнечным утром в конце июня. Торги должны были начаться в десять часов, но люди начали собираться вокруг дома с восходом солнца. К девяти часам, когда приехали тетушка Эм, Летти и Рэнсом с Лайонелом, на подъездной дорожке и по обочинам дороги на полмили в каждую сторону уже не было места, чтобы поставить фургон. Поэтому им пришлось идти пешком.

На веранде их встретило все семейство — Сэмюэл Тайлер с женой, Салли Энн с Питером, ее сестра с мужем и двумя маленькими детьми. Все женщины были в черном. Отец Салли Энн, мужчина с копной седых волос и густыми седеющими бровями, был бы похож на льва, если бы не его худоба. Он сидел, вцепившись в подлокотники кресла, глядя прямо перед собой, и сбросил свое оцепенение только для того, чтобы поприветствовать приехавших дам и пожать руку Рэнни. Миссис Тайлер, низенькая полная женщина с сохранившимися в седине белокурыми прядями, тепло обняла тетушку Эм и, улыбаясь сквозь слезы, поблагодарила ее за то, что пришла. Голоса звучали тихо, приглушенно, у большинства женщин в руках были носовые платки. Летти подумала, что их появление очень уж походит на визит соболезнования, да и служит той же самой цели — поддержать убитых горем.

Появилась бутылка хереса.

— Пусть этой проклятой саранче хотя бы не достанется мое вино, — заявил мистер Тайлер, разливая золотистый напиток и передавая гостям фужеры.

Они сидели, пили вино, разговаривали о погоде и делали вид, что не замечают людей, шатавшихся по дому у них за спиной или бродивших вдоль дорожки.