Люси взглянула на него.

– Не верю своим ушам. Ты ли это говоришь?

– А ты поверь. Он заменил тебе отца – другого ты не знала. Но я ни разу не слышал, чтобы ты призналась, что тебе его не хватает. Ты ведь до сих пор винишь себя в его гибели?

– Ты, видать, спятил.

– А я так скажу, агент Люси Фаринелли, – продолжал Марино. – Твоей вины в том нет. Виновата Кэрри Грезен. И хоть сто раз убей ее, тебе все будет мало. Так всегда бывает, когда кого-то сильно ненавидишь.

– Будто ты сам не ненавидишь ее, – огрызнулась Люси.

– Я ненавижу ее еще сильнее, чем ты.

– Бентон вряд ли хотел, чтобы мы сегодня сидели и рассуждали о том, кого и как мы ненавидим, – вмешалась я.

– Как вам удается мириться с его смертью, доктор Скарпетта? – поинтересовалась Джо.

– Зови меня Кей. – Я уже просила ее об этом. – Жизнь продолжается, я живу, работаю. Вот и все.

– Но как вам это удается? – допытывалась Джо. – Мы каждый день сталкиваемся с ужасами, но все это происходит не с нами. Закрыв за собой дверь, мы больше не видим кровавое пятно на полу там, где зарезали чью-то жену. Мы убеждаем себя, что сами никогда не станем жертвами. Как вам это удается? – повторила она свой вопрос.

– Человек – существо выносливое, – ответила я.

– Но ведь вы каждый день видите смерть, – не отступала Джо. – Разве чужая смерть не напоминает вам о собственном горе?

Пицца поднялась и запузырилась.

– Пахнет вкусно, – сказал Марино. – Думаешь, готова? Я сделала еще две порции, потом развела огонь в камине, и мы сели перед ним в большой комнате, не зажигая света. Марино пил пиво. Мы с Люси и Джо неторопливо потягивали белое бургундское.

– Нашла бы себе кого-нибудь, – сказала мне Люси.

– Она сама, если захочет, поделится с тобой своими личными делами, – взорвался Марино. – А совать нос в чужую личную жизнь некрасиво.

– Жизнь вообще некрасивая штука, – отвечала Люси. – Вспомни время, когда тебя бросила Дорис. Что, если бы никому не было дела до того, как ты переживаешь ее уход? То же и с идиотками, с которыми ты путаешься с тех пор. Едва у тебя случается прокол с очередной из них, твоим друзьям приходится немедленно вызывать тебя на откровенный разговор.

– Подожди, вот сама доживешь до тридцати и поймешь, какая ты была дура, – проворчал Марино. – Думаешь, если летаешь на вертолетах, знаешь компьютер и занимаешься культуризмом, значит, ты лучше меня?

– Я на это и не претендую! – перешла на крик Люси. – Но я делаю то, что мне нравится. И в этом вся разница между тобой и мной. Я не терплю ограничений.

– Ты вся из них состоишь.

– Прекратите! – воскликнула я. – Хватит! Как вам не стыдно? Нашли время ругаться…

Мой голос дрогнул, на глазах выступили слезы. Я дала себе слово впредь никогда не терять выдержки, но сейчас ничего не могла с собой поделать.

– Ненавижу Рождество, – сказала Люси.

Люси с Джо улетали рано утром. Я боялась, что не вынесу пустоты, которая вновь поселится в комнатах, как только за ними закроется дверь, и потому вышла из дому вместе с ними. Меня ждал кошмарный день. В этом я не сомневалась. Все трое измученные, неприкаянные, мы остановились на подъездной аллее.

– Жаль, что вы уезжаете, – сказала я. – Но полагаю, Майами не переживет, если вы на день задержитесь у меня.

– Майами не переживет в любом случае, – отозвалась Люси.