— Что, во имя Будды, ты себе думаешь, когда дуешь в эту штуку здесь? Потребовал слегка дрожащим голосом Акитада. — Здесь суд, а ты сюда ворвался. Уйди отсюда или я позову охрану.

Не отрывая острых черных глаз от Акитады, старик медленно подвесил раковину к поясу и шагнул чуть ближе. Акитада, раздраженный этим очередным примером неуважения, посмотрел назад. Он был поражен темнотой кожи старика, скорее почерневшей, а не бронзовой от загара, цвет которой подчеркивался его серебристо-белой гривой волос и бородой. Его взгляд упал на голые до колен босые ноги старика, такие же темные и морщинистые, как и его лицо.

На таком холоде.

Голодный нищий. Гнев Акитады внезапно сменился стыдом. — Прости меня, — сказал он старику, слегка поклонившись. — Я вел себя грубо. Я не очень хорошо себя чувствую, а ты меня напугал. Это на улице холодно и, я уверен, что ты ничего не ел. Мне тут нечего предложить тебе. Если ты пройдешь через двор, то найдешь кухню. Он указал:

— Скажите им, что губернатор сказал, чтобы заполнили твою сумку.

Нищий, наклонив слегка голову, как надменный аристократ, отвернулся. Странный кусок меха, прикрепленный к его поясу сзади, хлопал, пока он не растворился в сумерках.

Дверь за Акитадой со скрипом открылась и послышался голос Торы:

— Что это был за ужасный шум?

Акитада обернулся. Тора в своей косматой медвежьей шкуре напомнил ему одного из северных варваров. — Хочешь одеть эту шкуру сегодня вечером? — спросил он раздраженно. — Ты выглядишь, как дикое животное.

За молодым человеком показался Сэймэй. — Ее милость говорит, что ваша одежда готова, господин. И она спрашивает о только что прозвучавшем странном звуке.

— Спасибо, Сэймэй. Это старый нищий дул в раковину. Своеобразный способ просить милостыню, но, возможно, он немой. Я послал его на кухню, чтобы его там накормили и приютили. Попробуйте найти ему несколько соломенных сандалий, Сэймэй. Бедный старик в такую погоду ходит босиком.

Тора спросил:

— Он был одет в разноцветную блузку и держался как большой начальник?

— Да. Ты его знаешь?

— Не совсем, сэр, но вы только что встретили ямабуси. Это святые люди, которые живут в горах и молятся Будде, стоя голым под водопадом в лютую зиму.

— Тогда, должно быть, они сошли с ума, — нетерпеливо сказал Акитада и направился в свою комнату. — Пойдем.

Тамако встретила Тору улыбкой. Из трех лейтенантов мужа он был единственным, кого допускали в их личные покои. Хотя, когда путь Торы с нынешним хозяином пересеклись, когда он был дезертировавшим из армии солдатом, они не были связаны взаимными обязательствами. Но они не раз вместе рисковали своими жизнями, выручая друг друга. Поэтому лояльность Торы своему хозяину распространялась также на его молодую жену и остальных членов семьи Сугавара в столице. Даже мать Акитады, сварливая старая вдова, слегка оттаяла под действием его веселого нрава и желания быть ей полезным.

Тора сел у двери и смотрел, как Акитада, с помощью жены, одевается для посещения поместья Такаты.

— Что слышно от Гэнбы? — спросил Акитада, снимая повседневное кимоно и передавая его жене.

— Он неплохо устроился. Снял комнату на втором этаже булочной, где может есть рисовые лепешки. Его хозяин в восторге от того, как он борется, и хочет, чтобы Гэнба участвовал в местных поединках.

— Хорошо, — сказал Акитада, его голос был приглушен шелковой нательной рубахой, которую он примерял. — Пекарь может неплохо заработать на этом. В конце концов, Гэнба раньше был мастером борьба. — Он вылез из рубашки и потянулся за широкими белыми штанами из плотного шелка. — Я рад, что местные жители приняли его.