Акитада отпил, попробовав на вкус, а затем медленно опустошил чашку.

— Сбор сушеных ягод, трав и коры некоторых деревьев, — сказал мастер, отвечая на невысказанный вопрос. — Сейчас вы почувствуете себя лучше, а позже вы будете спать.

— Спасибо. Он имеет приятный вкус. — Забота посетителя, успокаивала. Акитада ощутил согревающий эффект напитка. Чтобы контролировать себя он с усилием нахмурился:

— Ты прав. У меня был долгий и трудный день. Даже боль в плече, казалось, ослабла. Его взгляд упал на стол, на котором лежала раковина ямабуси, стрела с черным оперением и футляр от игры.

— Скажи мне, что случилось в Такате, — предложил священник.

— Мы взяли замок. Макио мертв… как и Хитомаро. И ни одно лекарство или заклинание не изменит этого.

— Ах! — Затянулась долгая пауза, затем ямабуси с сожалением покачал головой. — Жаль, Хитомаро. Достойный молодой человек. Его серебряные волосы и борода мерцали в свете масляной лампы. Он посмотрел на Акитаду и твердо сказал:

— Но вы, вы живы. Вы должны научиться прощать себя за то, является всего лишь проявлением судьбы. Это жестокий урок, но смерть настигло его точно в его время.

Пустые банальности, подумал Акитада. Он почувствовал стыд, и отвернулся.

— Подождите, не валяйте дурака, губернатор, — сказал еще резче ямабуси. Возмущенный, Акитада качнулся назад:

— Я не дурак. Но я и не святой мученик как вы, мой господин. Если я потерял друга из-за собственной неосторожности, я не могу исправить это или оправдать себя добрыми делами и молитвами.

Старик вздохнул. Своим корявым пальцем он провел по рисунку на лакированном футляре игры. — Хризантема — последний цветущий цветок, пробормотал он. — Его лепестки опадают и молодые травы высыхают и умирают, когда их короткую жизнь прерывает шторм зимы. У смерти, губернатор, широкие ворота, которые никто не может закрыть.

Акитада сжал кулаки:

— Неважно! Ты не можешь понять.

Священник очень мягко засмеялся:

— Наоборот, я понимаю это лучше всех других людей. Если вы уже знаете, кто я, то также должны знать, почему.

Акитада возмутился, он наклонился вперед и обвиняющее выставил указательный палец на своего собеседника. — Я знаю, что вы старший брат покойного князя Маро, дядя Макио, — прорычал он. — Я знаю, что у вас есть внук, Каору, который был скромным лесорубом в деревне изгоев, а потом стал сержантом охранников моей резиденции и суда. Я знаю, о преступлении, в котором вас обвиняли. Я знаю, что вы бежали, бросив свое первородство и спрятались среди отверженных, как странствующий священник с гор. Он замолчал и вытащил из рукава документ, который нашел в северном павильоне Такаты и бросил его на стол:

— А теперь я еще знаю, что вы невиновны в убийстве той женщины и ребенка. Читайте признание своего брата.

Старик проигнорировал бумагу:

— Неужели мой внук столько разболтал?

— Нет Каору сделал все, что мог, чтобы защитить тайну своего происхождения. Каждый раз, когда я задавал вопросы о вас или его семье, он отвечал уклончиво. Но я заметил, что он был знаком как с жизнью отшельника в горной пещере, так и с тайными ходами в замке Таката.

Старик кивнул белой головой. — Ты ему понравился, — сказал он, как о чем-то несущественном.

— Это, — Акитада указал на бумагу на столе, — было оправлено в никуда. Твой брат писал на смертном одре. Сорок лет назад он использовал одну из ваших черных стрел, чтобы убить молодую жену вашего отца и ее сына, потому что хотел избавиться от вас и стать наследником вашего отца.