— Это охрана, — прошипел Тарик, — если нас застукают за разговором, они пустят в камеры гнилостный яд, он разъест нам легкие. Достаточно большая доза этого химического газа могла убить даже Космодесантника.

Орел Обреченности заговорил быстро, с неожиданным напряжением:

— Слушай меня, Кровавый Ангел. Ты не должен спать! Не позволяй себе видеть сны! Они пролезут к тебе в мозг и впустят туда кошмары… У Байла есть слуги, которые владеют магическим зрением. Их воля управляет нами, когда нам дают отдых. Не спи! — голос Тарика становился все тише.

— А еда… Чейн подмешивает туда сильные наркотики, мы не можем их распознать, и они разрушают волю! Протеин надо искать в другом месте… Мох на стенах, он растет на железе. Если других вариантов нет — некоторые ловят на еду сервиторов…

Постукивание когтей по верху контейнеров стало громче, и Тарик замолчал. Одним быстрым движением Рафен скользнул через всю камеру, к плоскому топчану для сна — единственной мебели, которая была здесь. Он лежал, вжавшись в топчан, пока подпрыгивающие тени двигались за бронированным оконным стеклом, задержавшись на секунду, чтобы посмотреть на него, и двигаться дальше. Он мог видеть только эти неясные силуэты.

Потом наступила тишина, нарушаемая только завыванием ветра, бряканьем плохо завинченных болтов в стенах и навязчивым шуршанием крупного песка в коридорах тюрьмы. Прилагая все усилия, Рафен постарался не думать о неослабевающей обжигающей боли в груди и сосредоточиться — но не мог. Его сознание по-прежнему туманилось от бури сменяющих друг друга путаных эмоций, одновременно мучительно желая наконец добраться до цели — и ощущающая смертельную усталость от того, что он видел сегодня, переполняясь страданием от воспоминаний о пустых взглядах запавших глаз других, заключенных вместе с ним.

ОНИ СОБРАЛИСЬ в импровизированной оружейной, корпус "Неймоса" тихо поскрипывал, пока, как ножом, прорезал воды морей. Они все пришли, сняв капюшоны, но только Эйген не был облачен в свой боевой доспех, раненный Расчленитель был раздет по пояс, его грудь пересекали полосы био-активных повязок. К его обнаженной правой руке, словно толстый медный клещ, присосался авто-дозатор, медленно управляя подачей противоядий, дабы противодействовать оставшимся в системах организмы ядов от когтей кракена тиранидов. Он сидел на ящике с боеприпасами и осматривал всех остальных Астартес.

— Демократии у нас не будет, — сообщил брат-сержант Нокс, обращаясь к псайкеру Церису, — мы не бестолковое сборище гражданских, которые спорят из-за любой ерунды. Мы выполняем приказ. Я здесь командую. Это все.

Церис поморщился:

— При всем моем уважении, я хотел бы предложить альтернативный вариант.

Медик-клирик Гаст покачал головой:

— Я как-то не видел, чтобы ты поступал так, пока командовал миссией Рафен. Я как-то не заметил, что ты обсуждаешь приказы, когда Кровавый Ангел командовал стрелять. А теперь за старшего Расчленитель и ты недоволен?

Церис одарил Гаста тяжелым взглядом:

— То, что ты не слышал ни одного вопроса, не означает, что я во всем соглашался с сержантом Рафеном, — он отвернулся, — эта миссия слишком важна, чтобы идти на поводу у сильных эмоций. Выбор следует делать, основываясь на холодной логике, в противном случае мы проиграем.

На другой стороне комнаты Аджир мрачно кивнул.

— Насколько я успел понять моего… мудрого брата Цериса, он сказал бы это, даже если бы сам Лорд Сангвиний руководил нами.

— Не сомневаюсь, — ответил Нокс, — и ты всегда волен высказывать свое мнение.

Он произнес это таким образом, что фраза казалась одновременно непринужденной, но в то же время и угрожающей:

— Но я не буду его слушать.