Изменить размер шрифта - +
Продавать дома. Смотреть бейсбол. По разным причинам, но всем наплевать. Все делается спустя рукава, только для проформы. Разве ты не видишь, что именно на это они и рассчитывали?

– Кто «они», Гарри?

– Те, кто это сделал.

Он умолк. Никого эти доводы не убеждали – даже он сам был в сомнении. Было неправильно играть на чувстве лояльности Эдгара. Он уйдет с этой работы, как только отработает свои двадцать лет. Тогда он поместит в профсоюзном бюллетене рекламное объявление размером с визитную карточку: «Отставной офицер полиции Лос-Анджелеса срежет комиссионные для своих собратьев-полицейских» – и будет зарабатывать по четверти миллиона в год, продавая дома копам или для копов в долине Сан-Фернандо, или в долине Санта-Кларита, или в долине Антилопа, или еще в какой-нибудь долине, куда в следующий раз нацелится бульдозер.

– Зачем ему было лезть в трубу? – наконец проговорил Босх. – Ты сказал, он жил в Долине. В Сепульведе. Зачем было тащиться сюда?

– Ну, кто его знает, Гарри?.. Парень ширялся. Может, его жена выгнала. Может, он отбросил коньки где-нибудь поблизости, а дружки оттащили его мертвую задницу сюда, потому что не хотели объясняться с полицией?

– Все равно это преступление.

– Да, это преступление, но ты мне свистни, когда найдешь такого окружного прокурора, который специально для тебя возбудит по нему уголовное дело.

– Его «аптечка» выглядит чистой. Практически новой. Все следы от уколов на руках, кроме одного, старые. Я не думаю, что он опять стал колоться. Что-то здесь не так.

– Ну, я не знаю… Наверное, сейчас, когда кругом СПИД и все такое, им приходится думать о чистоте «аптечки».

Босх смотрел на своего напарника так, будто не узнавал.

– Гарри, послушай, что я хочу сказать. Он вполне мог быть твоим окопным товарищем двадцать лет назад, но сейчас, в этой жизни, он был наркоманом. И ты никогда не сможешь логически объяснить каждый его шаг. Я не знаю насчет «аптечки» или следов от уколов, но я знаю: этот случай не из тех, когда нужно горбатиться. Это обычная рутина, «от» и «до», с выходными и праздниками.

Босх сдался – на данный момент по крайней мере.

– Я отправляюсь в Сепульведу, – сказал он. – Ты со мной или возвращаешься к своему дню открытых дверей?

– Я закончу свою работу, Гарри, – мягко ответил Эдгар. – Если мы с тобой в чем-то не сошлись, это вовсе не означает, что я не собираюсь делать то, за что мне платят. Такого никогда не было и никогда не будет. Но если тебе не нравится, как я делаю свое дело, завтра утром мы пойдем к «шеф-повару» и поговорим насчет смены напарников.

Босх тотчас пожалел о своем дешевом выпаде, но не стал извиняться. Вместо этого он сказал:

– О'кей. Ты поезжай туда, посмотри, есть ли кто-нибудь в квартире. А я подъеду после того, как закруглюсь здесь.

Не ответив, Эдгар пошел к трубе и взял один из поляроидных портретов Медоуза. Сунул его в карман пиджака, а затем зашагал по подъездной дороге к своей машине, так и не сказав Босху ни слова.

 

После того, как Босх снял комбинезон и, сложив, убрал в багажник, он посмотрел, как Сакаи и Осито грубо шмякнули тело на носилки и задвинули в заднюю часть синего фургона. Потом направился к ним, размышляя, как лучше добиться, чтобы вскрытие произвели в приоритетном порядке – хотя бы завтра, а не через четыре-пять дней. Он поравнялся с сотрудником службы коронеров, когда тот открывал дверь своего мини-вэна, собираясь садиться.

– Мы здесь все закончили, Босх.

Босх положил руку на дверь, не давая Сакаи открыть ее до конца, чтобы сесть в машину.

Быстрый переход