|
Никому из столпившихся вокруг, жарко дышащих и ревниво наблюдающих за происходящим дошколят микрорайона не удалось… А ей, Светловой, удалось. При этом было понятно, что это фантастическая, ничем не объяснимая «просто удача». Обыкновенное, так сказать, чудо. Кролик уже почти сорвался с крючка и полетел вниз, обратно, в кучу никому никогда не достающихся призов, но в последний момент каким-то невероятным образом изменил траекторию полета и попал точно в желоб, выкидывающий выигрыши наружу. А уж оттуда прямо в руки счастливице. Аудитория ахнула. Анна схватила кролика за уши, прижала к груди и почему-то побежала. Хотя была «домашней» девочкой, у которой никогда никто ничего не отнимал — ни одноклассники, ни дворовые недоброжелатели, ни уличные, специализирующиеся на карманных деньгах малолетние ровесники-рэкетиры.
Но тут она схватила и побежала. Наверное, таково инстинктивное отношение к удаче — уберечь ее. Кролик был, в общем-то, никудышным: розовым, трехкопеечным, но Анна не расставалась с ним ни на минуту дня три. Потому что кролик — это и было материализовавшееся везение. Розовое трехкопеечное, но везение. И Анна просто еще не знала, что полагается делать, когда на тебя сваливается розовый нежданный, негаданный кролик, то бишь Госпожа Удача… «Тебя ждет судьба героев Достоевского, — прокомментировала событие бабушка. — С этого все и начинается: азарт, игральные автоматы, сумасшедшая, ничем не заслуженная удача, желание повторить легкий успех, опасное представление, что в жизни можно достичь чего-то без труда…» Бабушка была сторонницей строгих правил в жизни и воспитании и ни в каких рыбок, вытащенных из пруда без труда, тем более золотых, не верила. Другие родственники, представлявшие более легкое, «метафизическое» отношение к жизни и считавшие, что не все поддается логическому объяснению, заметили по поводу кролика: "Может, ребенок одарен способностью выигрывать в лотерею? Это ведь тоже природный дар…" Позже, повзрослев, Анна поняла: это неплохо, когда каждый говорит свое… Хорошо, когда человек может услышать разные мнения. Но бабушка, очевидно, была права насчет азарта… Сейчас, разговаривая с мужем, Светлова поймала себя на укоренившемся в ней за последнее время двоедушии. Очевидно, это можно было уже квалифицировать даже как сознательную — ну, ладно, пусть полусознательную! — коварную тактику. Она сообщала Петру о том, что ввязалась в расследование на той стадии, когда уже извлечь ее из «процесса» было практически невозможно. К тому времени, когда она поставила мужа в известность, развитие событий дошло уже до необратимого состояния — до того «интересного» момента, когда Анна вынуждена была защищаться, убегать или нападать. То есть у нее уже не оставалось выбора, действовать или отойти в сторону. Однако удивительно, что обычно бдительный Петр теперь вовсе не выказывал желания ловить жену на слове и вообще — вникать в подробности. Он больше помалкивал, помалкивал и выглядел опасно задумчивым. Наконец этому нашлось объяснение. — Вот, Аня. А я тоже собрался в дорогу… — Это как?! — Да, и скажу сразу и честно… Отказаться от предложения у меня не хватит духу. Я очень хочу поехать и очень хочу этой работы. А ехать нужно пока одному. — Понятно! Если не секрет, куда? Впрочем, что было спрашивать: на земном шаре была только одна страна, от поездки в которую Стариков не смог бы отказаться даже под угрозой развода. Компания, в российском филиале которой Петя работал, наконец построила в Южной Африке свой автомобильный завод, и Старикову открылся шанс — участвовать в продвижении продукции на рынке, давно захваченном конкурентами компании. |
