Пока его не выбрали руководителем проекта, он даже не представлял себе весь размах того беспредела, который творился в ТОЗО, во всех тутошних батиполисах и абиссальных хабитатах, на ИТО и СПО. Бандиты, пираты, китокрады буйствовали повсюду, и частенько лишь бласт-импульс мог вразумить аутло вроде Красавчика Чанга. Правопорядок приходилось насаждать силой, по принципу: если ты не чтишь кодексы, то бойся их. Закон револьвера!

И так три года подряд — без отпусков, без выходных и праздников. Бывало, что и без перерыва на обед.

Океанскую гвардию новый генрук доверил Тугарину-Змею, и тот быстро добился от подчинённых железной дисциплины. Не все командиры опергрупп, разбалованные и развращённые при Акуле Фогеле, прежнем генеральном, подчинились Илье — и полною мерой познали крутизну Тугарина-Змея.

Самых отпетых приговорили к утоплению, самых отмороженных похоронили ещё раньше, а остальные подчинились командору Харину. Так было раньше, три года назад, а теперь? А теперь любой гвардеец набьёт вам морду, скажи вы хоть одно худое слово про командора!

— Всем пока! — крикнул Сихали, протолкавшись к люку стыковочного узла, и нырнул в субмарину, быстроходную «Орку».

Кряхтя, Илья протиснулся следом. Щёлкнули задвижки.

— Приготовиться к расстыковке, — отдал Браун привычную команду.

— Всегда готов, — откликнулся Харин.

Щёлкнула герметичная перемычка, заскрипела диафрагма. Субмарина вздрогнула. Закачались, отдаляясь, три мутно-жёлтых круга — посадочные огни батиполиса. Сихали раскрутил маленький штурвальчик, легонько сдвинул рукоятку скорости.

Только здесь, на привычном месте командира субмарины, он успокоился по-настоящему, привёл в равновесие душу, разум и тело.

Иные простодушные переселенцы с ходу принимали обычаи ТОЗО, живя легко и не мучая себя рефлексиями. А вот Тимофею Михайловичу Брауну, белотелому интеллигентишке, приходилось поначалу туго, пока он не опростился, не загорел, не обветрился, не оброс мясом. Пока не стал похож на киношного океанца — крепкого парня в потрёпанном комбезе с двумя кобурами на оружейном поясе, небритого, со скупой усмешечкой, с твёрдым взглядом холодных льдистых глаз, всегда готового пустить в ход кулаки или бласт с рукояткой, потёртой от частого использования…

Вот Илья — человек простой, он сразу стал своим в жестоком и прекрасном мире ТОЗО. Хотя… Ведь не зря же Харин не расстаётся с нательным крестиком, и иконку Николая Чудотворца в субмарине на пульт прицепил. Знать, и Змея посещают тошные воспоминания…

…Подводная лодка плавно всплыла над центральным бункером, похожим на яйцо величиной с четырёхэтажный дом, опоясанное карнизом, и весь батиполис открылся за иллюминаторами — сцепка сфер-бункеров, огромных синеватых шаров, приподнятых надо дном частоколом свай. Прожектора на мачтах освещали город сверху, добрасывая голубые лучи до площадок КДА — комплексов добывающих агрегатов, чьи суровые формы тонули во мгле. Агрегаты-аквалюмы выстроились двумя батареями — нижняя опиралась на сваи, верхняя покоилась на решётчатых опорах. Громадные воронки, коленчатые трубы, резервуары накопителей… А прямо под ними из ила высовывались сифоны моллюсков, отсвечивали пурпуром морские перья, покачивались заросли прутовидных вестиментифер — с виду бахромчатые красные цветы на белых стеблях, а по жизни — черви… Такая вот абиссальная буколика.

— Может, так и лучше, — прогудел Тугарин-Змей.

— Ты о чём? — не догнал Сихали.

— Маринке на Спу полегче будет…

— А то! Конечно, полегче. Там же невесомость.

— Ну да! — глубокомысленно сказал Харин, заметно приободрясь.