Савельев видел, что Бахметьев в нешуточной растерянности.

— Действительно, ерунда какая-то получается… — протянул он. — Почему вы раньше об этом не говорили?

— Потому что мне это пришло в голову только сегодня утром. Готовясь к визиту господина Савельева, перебирал в памяти все обстоятельства дела, стало назойливо всплывать некое несоответствие…

— Ну, в конце концов и это может иметь какое-то объяснение…

— Какое? — ни секунды не медля, воскликнул Рокотов, глядя на своего начальника, пожалуй что, чуточку дерзко. — Они предоставляют единственную кровать Нине Юрьевне, а сами садятся ночь напролет делать бомбы? Или обсуждать некие коварные планы? Это не похоже на Липунова, категорически не похоже. Перечитайте его жизнеописание, сделанное еще Третьим отделением и продолженное Охранным. Нигилист-то он нигилист, но в первую очередь — барин. Это у него в крови, в подсознании. Всегда и везде стремился создать себе максимальный комфорт. Да и госпожа Издольская, как явствует из бумаг, никогда в жизни не отказывалась от привычного уюта… Что-то странное здесь.

Бахметьев вкрадчиво спросил:

— Ну, а вы-то как все это объясняете?

— Не знаю, — сказал Рокотов. — Но все это очень странно.

— Согласен, — уже совершенно хладнокровно кивнул Бахметьев. — Странностей в этом деле хоть отбавляй. Само оно — одна сплошная странность. Но все странности, вместе взятые, еще не доказывают со всей убедительностью, что господин Аболин приперся к нам из восемнадцатого столетия… Не правда ли? Ну вот, вы молчите… — он сделал паузу. — А теперь, быть может, вы проводите господина Савельева на наблюдательный пункт? Это ведь была ваша идея…

— Да, разумеется! — Рокотов не встал — вскочил.

Глава II

УЧЕНЫЕ МАТЕРИИ И ПРОЗА ЖИЗНИ

Едва они оказались в длинном, по-казенному безликом коридоре, Рокотов живо воскликнул:

— Ну, как? Вы же сами теперь видите…

«Бедняга, — подумал Савельев, — он по уши в этом…» И сказал мягко, не глядя на спутника:

— Роман Степанович, давайте не будем спешить, договорились? Все это чертовски странно, но если бы каждая странность имела отношение к нашему делу… то жизнь, наверное, была бы невыносимой. Я плохо себе представляю путешествия по времени, совершаемые без применения аппаратуры, подобной нашей. Каковое применение было бы моментально отмечено нашими наблюдателями…

— А если возможен другой путь? — тем же азартным тоном спросил Рокотов.

— Роман Степанович… — сказал Савельев, начиная чувствовать некоторое раздражение. — Это ведь мы, простите великодушно, занимаемся временем, а не вы. Я никоим образом не специалист в науках, но стараюсь кое-что штудировать, осваивать некоторые азы… Других путей нет, заверяют ученые.

— Все?

— Ну, насколько я знаю… Научное командование, выражаясь военными терминами, именно так считает.

— А если есть другие ученые? — прямо-таки звенящим от возбуждения голосом спросил Рокотов. — С другими точками зрения на предмет?

— Это интересно, — искренне сказал Савельев. — В наших бюллетенях о таком не было ни строчки… Из ваших, надо полагать? В таком случае, почему бы нам к нему не зайти прямо сейчас?

— Нельзя… Он… Он, собственно, уволен со службы…

Савельев пожал плечами:

— Говоря откровенно, это не прибавляет доверия…

— Значит, вы уже заранее вынесли вердикт…

Столь же мягко Савельев произнес:

— Господин поручик, внесем ясность.