Поляк, случайно уцелевший в гетто вопреки немецкому старанию уничтожать свидетелей, напишет позднее: “В течение двух войн я побывал во многих сражениях, но ни одно не производило такого потрясающего впечатления... В пламени беснующихся пожаров, в грохоте противотанковых и полевых орудий, минометов и пулеметов пробирались немецкие саперы под еврейские гнезда сопротивления, чтобы заложить взрывчатку. Использовались и огнеметы. После всей этой подготовки немецкая пехота приступала к штурму и раз за разом отбрасывалась евреями. Только на одном участке я насчитал 15 убитых и 38 раненых немцев. Евреи... обороняются яростно и решительно”.

Мы наконец увидели страх непобедимых “сверхлюдей”, мы наблюдали, как эсэсовцы боятся войти в уже умерщвленный дом, мы слышали музыку вражеской агонии - мы упивались правдой борьбы и в жажде продлить упоение ночью развешивали плакаты “Воюем до конца!” и швыряли из-за стены гетто гранаты в полицейский патруль на “арийской” стороне.

Это мы, мы заставили генерал-губернатора Франка 20 апреля сообщить в канцелярию Гитлера: “Со вчерашнего дня имеем в Варшаве хорошо организованное восстание в гетто, которое уже необходимо подавлять с помощью артиллерии”. А Мордехай Анелевич написал на “арийскую” сторону: “Мы атаковали немцев, которые бежали. Наши потери невелики.<...> Мечта моей жизни сбылась. Самозащита евреев в гетто стала фактом, и месть евреев обрела реальные формы. Я свидетель прекрасной героической борьбы еврейских повстанцев”.

Мы победили. Впереди у нас - смерть. А сегодня - праздник. Праздник свободы. Пасха!

Пасха - евреи вырвались из рабства. Пасха - воскрес Христос. Пасха - праздник Жизни.

В этот, 1943-й, год еврейская и католическая пасха совпали на одну и ту же неделю. Подоспело и фашистам: 20 апреля - день рождения фюрера. Всякому своя радость. И свой обряд.

В гетто пасхальную молитву возносило оружие.

Струп взял заложниками членов Юденрата и, грозя стереть гетто с лица земли, предложил евреям сдаться. Мы предпочли бой.

Пробитые пулями знамена групп ЕВС на Мурановской площади долго портили праздник немцам: неустанные их атаки захлебывались, повстанцы сидели прочно в домах, пуповина туннеля питала их оружием дружественных поляков, евреи и сами в дерзких вылазках добывали у врагов автоматы и патроны - они держались больше суток, день рождения фюрера обернулся смертями его солдат и даже одного офицера, Струп в отместку велел расстрелять на месте несколько сот евреев, но торжество все-таки было омрачено, поскольку боевики с Мурановской в конце концов ускользнули. Большинство с помощью отряда капитана АК Иванского вышло через туннель на “арийскую” сторону. Праздник бы им, пусть израненным и обессиленным, да свой праздник у других поляков: двадцать повстанцев уже за городом, в лесу, настигла и после перестрелки захватила полиция, семеро остальных укрылись в доме на “арийской” стороне, но их выдал немцам польский фашист - отстреливаясь, почти все погибли...

Комбинация торжеств одарила радостью и наши пять групп на цветочной фабрике. Нам двадцатого апреля выпал главный бой.

Накануне ночью командир Марк Эдельман преподнес бойцам пасхальный подарок: по 1-2 патрона каждому - их купили вечером, пополнив оснащение, которое позволяло предвкушать толковую схватку: у нас были револьверы, карабины, гранаты, бутылки-бомбы, даже мину мы заложили перед воротами фабрики. Люсик Блонес, самый младший из почти сотни бойцов, сиял: в четырнадцать лет – собственный немецкий револьвер! А сорокалетний Абрам Диамант, ветеран войны, бывший сержант, имел и пистолет, и винтовку... Мы гордились своей готовностью и восторженно кричали со стены

гетто прохожим на “арийской” стороне: “Поберегитесь, братья-поляки, будем стрелять в немцев” и “Воюйте вместе с нами!” и “Да здравствует Польша!”.