А первые редакционные конференции, когда в зале спортивного общества совещались столичные корреспонденты, несколько сот мальчиков и девочек!..

Старый доктор, казалось, играл с ребятами. Но за этими играми скрывалась работа и точность слаженного умного механизма. В этом, как и во всем, что делал Корчак, была концепция и техника, была ведущая идея и ее исполнительный механизм, продуманный до мельчайших винтиков...

Постоянным корреспондентам вручали памятные открытки. <...> С цветами, в знак памяти и признания со стороны редакции, и с фруктами - в благодарность за заслуги... [87,1978, № 3, с. 235-236].

Я. КОРЧАК:

Вот спят дети. Куда мне вести вас? К великим идеям, высоким подвигам? Или привить самые необходимые навыки...

Тишину сонных дыханий и моих тревожных мыслей нарушает рыдание. Я знаю этот плач, это он плачет...

Редко, но бывают дети, которые старше своих десяти лет. Эти дети несут напластования многих поколений, в их мозговых извилинах скопилась мука многих страдальческих столетий... Не ребенок плачет, то плачут столетия... Я подошел к нему и произнес решительным, но ласковым шепотом:

- Не плачь, ребят перебудишь.

Он притих. Я вернулся к себе. Он не уснул. Это одинокое рыдание, подавляемое по приказу, было слишком мучительно и сиротливо. Я встал на колени у его кровати и... заговорил монотонно, вполголоса.

- Ты знаешь, я тебя люблю. Но я не могу тебе всего позволить. Это ты разбил окно, а не ветер. Ребятам мешал играть. Не съел ужина. Затеял драку в спальне. Я не сержусь. Ты уже исправился. Ты становишься лучше.

Он опять громко плачет. Утешение иногда вызывает прямо противоположное действие.

- Может быть, ты голоден?..

Последние спазмы в горле...

- Поцеловать тебя на сон грядущий?

Отрицательное движение головы.

- Ну, спи, спи, сынок.

Я легонько коснулся его лба.

-Спи.

Он уснул.

Боже, как уберечь эту впечатлительную душу, чтобы ее не затоптали в грязи жизни? [106, с. 239-240].

И.НЕВЕРЛИ(1939г.):

Когда объявили мобилизацию, Корчак вынул из нафталина свой майорский мундир и попросился в армию... Начальники в соответствующих инстанциях... обещали, но мало что могли сделать в невообразимом хаосе, ...что предпринять для защиты родины?

На Варшаву падают первые бомбы. Сквозь их грохот... люди услышали знакомый... голос: у микрофона польского радио снова стоял старый доктор... Это не были уже сказочные радиобеседы из области “шутливой педагогики” для взрослых и детей”. Старый доктор говорил об обороне Варшавы... о том, как должны вести себя дети в различных случаях опасности...

Варшава пала... В “Доме Сирот”... разбитые окна позатыкали, заклеили, чем пришлось, однако осенний ветер гулял по залу. Дети сидели за столами в пальто, а Доктор был в офицерских высоких сапогах, в мундире. Я высказал удивление по поводу того, что все еще вижу на нем эту униформу, вроде ведь он никогда не питал к ней особого пристрастия, напротив...

- То было прежде. Теперь другое дело.

- Пан доктор, но это же бессмысленно. Вы провоцируете гитлеровцев, мозоля им глаза мундиром, которого уже никто не носит.

- То-то и оно, что никто не носит, это мундир солдата, которого предали, - отрезал Корчак...

Он снял его только год спустя, вняв настойчивым просьбам друзей, доказывавших, что он подвергает опасности не только себя, но и детей. Во всяком случае, стоит вспомнить о том, что он был в годы оккупации последним офицером, носившим мундир Войска Польского [87,1978, №3, с.238-239].

В этом мундире Корчак в сороковом году пошел хлопотать о возвращении детям подводы с картофелем, реквизированной властями во время перевода Дома Сирот на территорию еврейского гетто. Его арестовали. Из тюрьмы Павьяк Старого Доктора вырвали (под залог) старания его бывших воспитанников и деятелей гетто [103, с.