|
Казалось, «он» пробрался сюда. Но так ли это? Пастушка спокойно спала, положив морду на передние лапы. Висели окорока, прикрепленные веревками к потолочным балкам. На полках, застеленных кружевной бумагой, сверкали медные тазы. Тем не менее кухня перестала быть островком прошлого, где на короткое время он нашел прибежище: кошмар его всамделишней жизни ворвался в нее вихрем. Если бы сейчас раздались шаги в аллее, если бы вдруг открылась дверь и вошла Алина, кутая бесформенное тело в выдровую шубку, он бы не удивился. Атмосфера изменилась, но Матильда не могла этого заметить. Она рассеянно поигрывала обручальным кольцом, по локоть оголив руки.
— А ты уверена, дорогая, что действительно заботишься о счастье Андреса? Она посмотрела на него с недоумением: — Разумеется, как же иначе! Почему ты спрашиваешь? — Потому что тебя не волнует, будет ли он счастлив с Катрин. Я не хочу тебя обидеть… но твоя дочь… — Ты меня нисколько не обижаешь, — засмеялась она. — Катрин дурнушка, чего скрывать. Не глупа, но замкнута, необщительна, ничем не блещет… Ну и что? Это не помешает ей стать Андресу хорошей женой… Их брак — дело, решенное с давних пор. После своей футбольной команды Андрес больше всего любит землю. Имение — это его жизнь. В здешних местах мужчины никогда не требовали, чтобы женщины блистали умом и красотой. Главное, чтобы детей воспитывали, аккуратные были, чистоплотные… Скажем прямо, Катрин тут еще многому надо поучиться. Она скотину не любит, курятником не занимается… Но это придет. И потом, я буду рядом. — Конечно же, ты будешь рядом. — Ну да, я буду рядом. Что ты хочешь сказать? — спросила она сухо. — Боишься, как бы я не спугнула счастье молодоженов? Думаешь, они мечтают остаться вдвоем? Не беспокойся! Они знают друг друга с детства, в их отношениях нет никакой романтики. У нас тут не принято ворковать. Все останется, как было… — С той разницей, что они будут спать в одной комнате. — Естественно. — В одной постели. — Ну да, в одной постели! — повторила она нетерпеливо. — До чего же вы, городские, все сложные! Матильда пыталась отшутиться, но Габриэль угадал, что причинил ей боль, что она трепыхнулась, как голубка, которую он чересчур крепко сжал руками. — Уж не считаешь ли ты себя простой женщиной, дорогая? Она резко встала: — Все это болтовня… Помнишь, моя мама называла тебя в детстве «пустомелей»? Проходи вперед, я погашу свет. Кухня внезапно погрузилась в темноту, только в камине еще теплился огонь. На медных тазах то вспыхивали, то гасли его отсветы. Слышно было, как Пастушка бьет по полу хвостом. В чуть пахнущем сыростью вестибюле висели на вешалке пелерины и шляпы от солнца. Габриэль резко обернулся. — А Катрин? — спросил он. — Что Катрин? Что? В голосе Матильды звучало легкое раздражение, как у человека, торопящегося лечь спать. — Она счастлива? — А как же? Иначе и быть не может! — Ты ее спрашивала? — Мне не нужно ничего спрашивать! Она ждет не дождется этой свадьбы… Не счастлива, что выходит за Андреса? Да ты с ума сошел! — Она с ним ладит? Ну, то есть… Как она к нему относится? — Они все время вместе, и так было всегда. Какой-то ты стал непонятливый! По лестнице они поднимались на цыпочках. Матильда предупредила: — Тише, у Симфорьена очень чуткий сон. Андрес-то не проснется, даже если дом рухнет. — Он по-прежнему спит в зеленой комнате? Коль у него такой крепкий сон, пойду его поцелую… Ты зайдешь? Габриэль оставил дверь приоткрытой. |
