— Нет. Но я бы ее с удовольствием послушал.

Серенак сказал это с единственной целью — заставить ее покраснеть еще раз. Она не обманула его надежд.

— А вы, Стефани? — продолжил он. — Вы сами рисуете?

Она снова взмахнула руками, едва не коснувшись пальцами его груди. Инспектор сказал себе, что это, должно быть, чисто профессиональный жест — она ведь привыкла втолковывать что-то ученикам, для убедительности трогая их руками.

Неужели она не понимает, что с ним творится?

Серенаку оставалось лишь надеяться, что он вслед за ней не зальется краской.

— Нет, что вы! Я не рисую. Я не… У меня нет таланта.

Ее глаза на краткий миг затуманились.

— А вы? Вы говорите не как вернонец! И имя у вас нездешнее — Лоренс.

— Угадали. Лоренс — это Лоран по-окситански. Я бы даже сказал, по-альбигойски. Что-то вроде моего личного диалекта. Меня сюда недавно перевели.

— Тогда добро пожаловать! Альбигойский диалект, говорите? Так, может, ваша любовь к живописи идет от Тулуз-Лотрека? Что ж, у каждого свои художники.

Они оба улыбнулись.

— Отчасти вы правы. Лотрек для альбигойцев — то же, что Моне для нормандцев.

— А вы знаете, что Лотрек говорил про Моне?

— Рискую вас разочаровать, но вынужден признаться: я не знал даже, что они были знакомы.

— Были, были! И Лотрек называл импрессионистов мужланами! А Клода Моне как-то обругал «придурком». Это правда, он так и сказал. Дескать, надо быть полным придурком, чтобы расходовать свой огромный талант на какие-то пейзажики вместо того, чтобы писать людей!

— Хорошо еще, что Лотрек умер раньше, чем Моне зажил жизнью затворника и на протяжении тридцати лет писал одни кувшинки…

Стефани рассмеялась:

— Это как посмотреть. На самом деле Лотрек и Моне в каком-то смысле антиподы. Тулуз-Лотрек прожил жизнь короткую и яркую, и его больше всего интересовали людские пороки. А Клод Моне жил долго, был созерцателем и боготворил природу.

— Возможно, они не совсем антиподы? Скорее, один дополняет другого? Очень уж не хочется выбирать кого-то одного. Нельзя ли заполучить обоих сразу?

Решительно, улыбка Стефани сводила его с ума.

— Вам не удастся сбить меня с толку, инспектор. Я ведь понимаю, что вы пришли сюда не для того, чтобы болтать о живописи. Вы расследуете убийство Жерома Морваля, да?

Она грациозно уселась на учительский стол и непринужденно закинула ногу на ногу. Сарафан с одной стороны слегка задрался, обнажив часть бедра. Лоренс Серенак почувствовал, что задыхается.

— Мне только одно непонятно, — голосом невинной добродетели сказала учительница. — Какое я имею к этому отношение?

9

Автобус остановился прямо напротив мэрии. За рулем сидела женщина-водитель. Обыкновенная женщина — не мужиковатая и даже не спортивная. Такая вполне могла бы быть медсестрой или секретаршей. Не знаю, замечали вы или нет, но я все чаще вижу женщин за рулем этих махин. Особенно в сельской местности. Раньше женщинам не доверяли водить автобусы. Наверное, это происходит потому, что сегодня в деревне общественным транспортом пользуются только старики да дети. И профессия — шофер автобуса — перестала считаться мужской.

Я не без труда вскарабкалась на подножку автобуса.