Лена лежала на полу и смотрела вверх, в потолок, ее отрешенный взгляд не переместился на меня, когда я приблизился, только из уголка покрытого хрустальной поволокой глаза сбежала крупная слеза и потерялась в волосах. Опустился на колени и, наклонившись к Лене, едва мог расслышать слова, которые она шептала…

— Карина… Андрей, они увезли Карину… Пожалуйста… пожалуйста, найди ее… умоляю…

— Кто, Лена, кто увез? Ты видела их?

— Женщина… брюнетка… с ней трое мужчин… — каждое ее слово звучало тише предыдущего, она закрывала глаза и, собравшись с силами, продолжала говорить, словно пытаясь успеть.

— Ты же спасешь ее, обещай… Андрей.

— Да, я обещаю, Лена… Мы спасем ее вместе… Слышишь меня… Вместе…

Смотрел на ее бледное лицо и поймал себя на мысли, что от этой красоты слепит глаза, а сердце трепещет от осознания, что все эти годы она любила меня. Хрупкая, невесомая, в этом белом свадебном платье, она была похожа на утонченную статуетку, которую я, едва взяв в руки, разбил. На тысячи осколков, которые никогда не собрать. От звуков, которые играли сейчас в моей голове, по коже прошел мороз. Потому что там, в глубине сознания, я слышал мелодию, под которую мы должны были танцевать свой первый свадебный танец. Я слышал ее настолько явно, словно кто-то рядом намеренно включил эту песню, с наслаждением наблюдая, как я начинаю сходить с ума.

Ее грудь еле вздымалась, дыхание становилось все тише. Колье вокруг шеи сверкало ярким блеском, освещая путь уходящей жизни. Лучи искуственного света, которые струились от люстры, играли на складках белого атласного платья сверкающими переливами.

Лена лежала, не шевелясь, прижимая к животу маленькие ладошки, а сквозь ее пальцы толчками пробивалась кровь, которая наносила на девственно-белую ткань свои кровавые узоры.

Я прижал свою руку к ране, почувствовав, как теплая жидкость обволакивает пальцы, и в этот момент мне хотелось сдохнуть. Засадить себе десяток таких пуль вместо той одной, которая сейчас лишала жизни нас обоих. Она медленно перевела взгляд на меня и я понимал, что не имею права показать свой страх. Но я боляся… До дрожи… До истерики безысходности. Боялся и хотел биться головой об стену от отчаяния и злости на самого себя, потому что только я во всем виноват. Еще тогда, много лет назад, когда появился в ее жизни. Я. Обещал и не уберег. Это я ее убил. Без меня она бы жила долго и счастливо.

— Лена, любимая, моя девочка, потерпи еще немного… Совсем… Это просто царапина, мы спасем тебя. Я спасу тебя… Ты ведь веришь мне, Лена…

Ни одна ложь не звучала более жалко, чем моя сейчас. Я столько раз ей это обещал. Столько раз… На дне ее глаз я увидел… нет, не надежду. Как горько это осознавать, но мы оба уже потеряли ее, понимая, что это конец. Я увидел в них любовь и… благодарность.

— Андрей… люблю тебя. Всегда любила… Как хорошо, что ты нас нашел… Карина… верни, прошу…

Ее взгляд застыл на одной точке — и вместе с ним весь мир провалился во мрак. Погружаясь в темный поток скорби, который с набором скорости уносят тебя в самый эпицентр прожорливой воронки отчаяния. Есть боль, которая не просто убивает внутри все живое, оставляя после себя пустырь, она продолжает жить, расти, жадно поглощая наши силы, и врастает в душу сорняками ненависти и безразличия.

Мне хотелось выть, орать, как раненому зверю, выплеснуть наружу ту боль, котора, казалось, острым лезвием кромсает мое тело изнутри.