Перед ними простиралась неровная, запутанная местность, твердая черная земля была покрыта рябью и пузырями, как на засохшей грязи, ее застывшая корка поблескивала в резком утреннем свете. Тут и там из земли торчали камни, дыбились каменные купола, почва шла трещинами, появившимися явно в результате землетрясения, напоминая путнику о том, что даже здесь, в этой глуши, случаются стихийные бедствия. Идти в такое место не хотелось ни за что: картина была в высшей степени отталкивающей.
Но идти было надо.
Вдалеке виднелись деревья из сна Йенсени: странно иззубренные лопасти блекло‑белого цвета, выбивавшиеся здесь и там из земли, на которой наверняка не могло расти ничего живого. Некоторые из этих жутких растений стояли группками, перепутавшись ветвями, как лентами серпантина. Другие казались поодиночке воткнутыми в черную землю копьями, их стройные стволы раздражающе контрастировали с хаотическим окружающим фоном. На деревьях не было ни листика, ни цветка, ни какого‑нибудь другого признака вегетации. Своими белыми выцветшими стволами и тонкими изогнутыми и переплетенными ветвями они напоминали скелеты, восставшие из‑под земли и устремившие уцелевшие конечности к солнцу. Образ возникал на редкость неприятный, а кромешно‑черная кладбищенская земля лишь усиливала такое впечатление. Издали пузырящаяся рябь земли казалась абсолютно ровной поверхностью – как вода в непроточном водоеме, – но, подойдя поближе, путники убеждались, что повсюду разбегается целая паутина широких и узких трещин под всевозможными углами друг к другу, что, в свою очередь, напоминало морщинистое лицо дряхлого старца. Иногда комки земли принимали причудливые формы, во многом напоминающие живую материю, – например, свернувшуюся в клубок змею, вылезшую погреться на солнышке и проветривающую на свежем воздухе человеческие внутренности. Комбинация всех этих образов вызывала у Дэмьена тошноту, у него постоянно кружилась голова, и в конце концов он отвернулся от спутников и его вырвало.
– Тсс!
Хессет зашипела резко, внезапно и враждебно. С удивлением поглядев на нее, Дэмьен обнаружил, что щетина на ракханке стоит дыбом, а со странно очеловеченного лица исчезли малейшие признаки выражения, которое можно было бы назвать человеческим.
– Это лава. – Произнося это, священник словно припечатывал невероятный ландшафт, вводя его в рамки строгой научной терминологии. – Потоки застывшей лавы. Это совершенно нормально.
Он вспомнил, как видел нечто похожее в Разделяющих горах, пересекая Огненный Бассейн, а еще раз до этого – в пустыне к северу от Ганджи. Да и деревья такие он однажды видел, стволы и ветви которых были раздеты догола. «Это совершенно нормально», – внушал он себе. Но если облик этой равнины и можно было возвести к естественному балансу между землей и пламенем, общее впечатление, которое она внушала, было далеко от какой бы то ни было целостности. И не надо было прибегать к Познанию, чтобы понять: эта чужеродность, эта загадочность была делом рук человеческих, была создана волей и могуществом Принца.
«Корка твердого наста может местами оказаться слишком тонкой, – подумал он. – И под нашей совместной тяжестью она вполне может проломиться. И что тогда?.. Холодные пропасти и туннели, если нам повезет, а если нет…» Однажды ему довелось столкнуться с активной лавой, она едва не захлестнула его, – и тот грубый жар и пропитанный ядовитыми газами воздух навсегда останутся у него в памяти. Может быть, и здесь где‑нибудь поблизости имеется действующий вулкан? Дэмьен окинул взглядом окрестные холмы и горы в поисках признаков извержения. Ничего похожего. Но это, конечно, не означало, что одна из здешних гор не взорвется, как раз когда путники окажутся на ее склоне, или что из‑под земли не может на ровном месте внезапно забить что‑нибудь огненное и пагубное прямо у них под ногами. |