Изменить размер шрифта - +
 — Без горячки… Значит, мерцания на стенках камеры — это следы элементарных взрывов атома воздуха и антиатома. Кроме того, создается вакуум — невероятный, идеальный вакуум! Антивещество уничтожало остатки воздуха, оно съедало его…”

Он посмотрел на Якова и поразился его безучастности: тот причесывался, смотрясь в оконное стекло, Когда Николай рассказал ему свои рассуждения, Якин пришел в возбуждение:

— Я ведь тебе сказал о заводе! Я предчувствовал!

— Слушай дальше! — увлеченно продолжал Самойлов. — Мезонаторы работают в форсированном режиме — три смены в сутки. Кто знает, всегда ли хорошо работали вытягивающие фильтры, всегда ли мезонный луч был настроен правильно, много ли мезонов ушло на нейтридные стенки за эти десять месяцев непрерывной работы? Об этом никто не думал! Антивещество может накопляться незаметно. Оно накопляется за счет нейтрида, оно разъедает нейтридные стенки…

— И, когда оно проест хоть мельчайшее отверстие, — ревниво подхватил Яков, — в камеру пойдет воздух и…. взрыв, как в Америке!

После этого они и бросились в мокрую декабрьскую пургу. На улицу! На завод!

 

 

Город кончился. По свободному от машин и автоинспекторов шоссе водитель выжал предельную скорость; на пологих вмятинах асфальта “Победу” бросало, как на булыжниках.

— Во всяком случае, следует проверить, — успокаиваясь, сказал Николай. — Может быть, нам не придется повторять опыт Голуба, а удастся просто получить антивещество.

— Американцы, наверное, тоже гнали мезонаторы несколько лет подряд — вот у них нейтрид и разрушился… — в раздумье продолжал свою мысль Яков.

Завод занимал огороженное каменным забором квадратное поле с километровыми сторонами. Такси затормозило у проходной. Возле окошка курил молодцеватый дежурный заводской охраны. Увидев начальство, он бросил папиросу и выпрямился.

— Ах ты, черт возьми! — с досадой вспомнил, глянув на Якина, Самойлов. — У тебя же нет пропуска! И как мы не заказали днем?.. Не пропустят.

— Так точно, товарищ главный технолог, не пропущу! — сочувственно подтвердил дежурный. — Не могу… Ночью не имею права. Мне за это знаете как влетит?

— Ох, канитель!.. — Самойлов па секунду задумался. — Ну ладно, придется тебе, Яша, подождать меня здесь. Я найду начальника охраны, скажу ему…

Николай отдал свой жетон и ушел во двор завода. Яков растерянно посмотрел ему вслед: “Вот так так!” — сел на скамью, закурил и стал ждать.

В мезонаторном цехе было так деловито спокойно, что Николай на минуту усомнился в основательности своих страхов. Длинной шеренгой стояли черные, лоснящиеся в свете лампочек громады мезонаторов. Возле пультов сидели операторы в белых халатах. Некоторые, глядя на экраны, что‑то регулировали. Огромный высокий зал был наполнен сдержанным усыпляющим гудением.

В приходе показалась высокая фигура в халате.

Самойлов узнал своего помощника и заместителя Кованько — молодого инженера, отличного спортсмена. Его острый нос был снизу прикрыт респиратором.

— А, Николай Николаевич! — Кованько приподнял респиратор, чтобы речь его звучала яснее. — Что это вы, на ночь глядя? А как в институте?

— Потом, Юра… — Самойлов нервно пожал ему руку. — Скажи, все мезонаторы загружены?

— Все. А что?

— Давай погасим один. На каком сейчас сильно мерцает?

— На всех… (от его спокойствия Самойлову стало не по себе.) Вот давайте отключим двенадцатый… — Кованько подошел к ближайшему мезонатору, выключил ускорители, ионизаторы и взялся за рубильники вакуумных насосов, чтобы остановить их.

Быстрый переход