— Серёжа!

Лена повисла у меня на шее, торопливо покрывала мои щёки поцелуями, судорожно всхлипывала. Я обнял её, почувствовал, как вздрагивало её тело. Вдохнул запах её волос и аромат её духов.

— Я уж думала, что никогда тебя не увижу, — произнесла Котова.

Она вдруг отпрянула, посмотрела на моё лицо. Осторожно и нерешительно прикоснулась указательным пальцем к моим скулам. По её щекам (догоняя друг друга) скользили слёзы.

— Маргарита Лаврентьевна по телефону рассказала мне… что творится в наших тюрьмах, — сказала Лена. — Я испугалась… что тебя оттуда никогда уже не выпустят… живым.

Я поцеловал Лену в щёки, почувствовал на своих губах солоноватый привкус её слёз.

Сказал:

— Всё хорошо, Лена. Я вернулся.

Елизаров громко кашлянул и сообщил, что пошёл на кухню. Он пообещал, что сварит нам кофе.

Котова обернулась, проводила Михаила взглядом. С тревогой заглянула мне в глаза.

Она приподнялась на цыпочки, поднесла губы к моему уху и шепнула:

— Серёжа, я им всё рассказала.

Глава 24

Из ванной комнаты я вышёл пропитанный ароматом розовых лепестков. Благоухание болгарского шампуня и мятной зубной пасты показались мне сегодня райскими ароматами (после проведённых в СИЗО недель). От расползавшегося по квартире запаха кофе томно урчал мой желудок, стосковавшийся по некогда привычному для него напитку. Котова и Елизаров сидели в кухне, тихо беседовали. Я присоседился к ним за столом. Лена тут же вскочила со своего места и налила мне в чашку парящий тёмный напиток. Я увидел на столе торт — «цветочный» бисквит, украшенный композицией «Клумба императора» (Котова уже говорила, что изготовила этот торт минувшей ночью в честь моего ожидаемого освобождения). Я сделал глоток из чашки, зажмурился от удовольствия.

Пил кофе, держал за руку Лену, слушал Елизарова. Михаил сообщил, что меня выпустили из следственного изолятора «за недостаточностью улик». Он рассказал, что сейчас наших городских милиционеров и их работу «рассматривала под лупу» комиссия из столицы. Она уже выявила «множественные нарушения». В свете которых подтасовка фактов, обнаруженная новым следователем в деле об избиении товарища Рамазанова Наиля Руслановича, не выглядела удивительным и невероятным фактом. Елизаров «по секрету» сказал, что известие о творящемся в Новосоветске «безобразии» дошло до Щёлокова. Министр, по словам Михаила, потребовал «тщательно во всём разобраться» и «беспощадно покарать виновных, позорящих образ советского милиционера».

— … Сергей, я слышал, что твой случай в Новосоветске не первый, когда резонансные уголовные дела закрывались путём отправки в места лишения свободы невиновных людей, — сообщил Елизаров. — Мне сказали: свидетельствовавшие против тебя граждане уже признались, что оговорили тебя под давлением со стороны следствия. И даже пострадавший отказался от своих первоначальных показаний, которые дал под действием дурманивших ему разум медицинских препаратов. Впрочем, как я слышал, Наиль Рамазанов и сам уже является фигурантом целого ряда «свежих» административных и уголовных дел.

Елизаров поведал, что в Новосоветск нагрянули проверки не только из Министерства внутренних дел. В нашем городе сейчас «орудовали» больше десятка «проверяющих комиссий» от различных министерств и ведомств. Михаил хмыкнул и заявил, что в московских кабинетах (где раньше и не подозревали о существовании нашего города) Новосоветск теперь величали не иначе как «нарывом беззакония на теле нашей советской Родины».