— Тут ещё про какие-то бутылки сказано. Как в пункте приёма стеклотары.

— Такой пункт приёма существует. Рядом с Колхозным рынком. Я проверил.

Котова снова высморкалась. И тут же взглянула на страницы «документа», словно искала там подтверждение моим словам. На её переносице проявилась тонкая неглубокая вертикальная морщина.

— Получается, что там, в своём сне, ты работал приёмщиком пустой посуды?

— Получается, что работал.

— А если пожар случится не в этом году? — спросила Лена.

— Через полторы недели мы это выясним. Когда приедем на улицу Щорса. Другого варианта я не вижу.

Котова кивнула, взяла из тарелки кусок желтоватого сыра, откусила от него кусок. Жевала, задумчиво смотрела на украшенное грязными пятнами оконное стекло. Морщина у неё на переносице стала глубже.

— Мы позвоним в службу газа, — заявила Лена. — Ноль четыре. И сообщим об аварии.

Я покачал головой.

— Ни в коем случае. Забудь об этом. Никому мы не позвоним.

— Почему? Ведь он же сказал, что слышал хлопок. А потом всё вспыхнуло. Это был газ. Я в этом почти уверена.

Котова ткнула пальцем в «документ». Подняла на меня глаза.

— Мы сами не устраним неисправность, — сказала она. — Или ты справишься?

— Даже не попытаюсь, — ответил я. — И тебе не советую. Мы никуда не звоним и ничего не исправляем.

— Почему? Ведь случится пожар.

— Обязательно случится. Не в этом году, так в следующем. Но именно седьмого ноября.

Лена постучала ладошкой по моим записям.

— Ведь он сказал, что там всё сгорит. Люди останутся без квартир и без вещей…

— Люди останутся живы, — перебил я. — Вещи они купят новые. Документы восстановят. А квартиры отремонтируют.

— Но… почему? Сергей, ты представляешь, каково им придётся?

Я вздохнул.

— Точно так же, как и твоей семье после того случая с самолётом. Это печально. Но не трагедия.

— Не трагедия? — переспросила Котова.

— Мы живём в Советском Союзе, — сказал я. — Тут людей не оставляют на улице.

Ухмыльнулся и добавил:

— Вот только мы пока не научились воскрешать умерших.

Лена вскинула брови.

— Но ведь никто не умрёт, если пожар не случится, — сказала она. — Разве не так?

— Вот именно это слово меня и смущает: «если», — ответил я.

Котова положила на тарелку недоеденный сыр и попросила:

— Серёжа, поясни, пожалуйста. Я не поняла.

— Всё просто. Как в математике для начальных классов. Если мы изменим условия задачи, то с большой вероятность изменится и ответ.

Я развёл руками и сообщил:

— Во-первых, мы не уверены на сто процентов, что взорвался именно газ. Во-вторых, далеко не факт, что люди из газовой службы приедут оперативно и ликвидируют неисправность. В-третьих, нет никакой гарантии, что мы сохраним после этого звонка инкогнито, и у нас не потребуют объяснений. Понимаешь, к чему я веду?

— Не совсем.

— Объясню иначе, — сказал я. — У нас сейчас есть определённые условия задачи. И её ответ, который нам заранее известен. И этот ответ заключается не только в том, что седьмого ноября погибнет Нюра Иванова и её сыновья. Другая его сторона в том, что кроме Нюры и близнецов при пожаре не погибнет никто.

Я указал рукой на «документ», спросил:

— Что произойдёт, если мы с тобой изменим условия? Приедут люди из службы газа. Исправят ли они утечку, хватит ли им на это времени — этого мы точно не знаем. Но они точно спровоцируют волнения среди жильцов подъезда.