— Поверьте, — сказал Серилла. — Буду считать за особую честь лично проследить, чтобы вы и ваш коллега не испытывали никаких неприятностей.

Чудесно. Они сидели друг против друга возле камина и беседовали.

В начале девятого зазвонил телефон. Серилла взял трубку.

— Это ваш друг, сеньор, — сказал он.

Гелвада пил кофе. Майкл сказал:

— Знаешь, этот студент-медик оказался хорошим парнем. Сопровождал Галлата в больницу и дежурил возле него. Когда Галлат ненадолго пришел в себя, он попросил привести какого-нибудь англичанина или американца, чтобы передать ему информацию. Студент побежал в отель, где живут иностранцы. И знаешь, кого он нашел?

— Догадываюсь, — сказал Гелвада. — Наверное, Гризельду.

— Он и был тем таинственным молодым человеком, который похитил девушку.

Она повидала Галлата, тот передал ей для нас инструкции на микропленке, которые тот сумел запрятать, что при обыске не нашли.

— Вот видишь, — сказал Гелвада. — Женщины могут быть полезны.

— Знаешь, Эрни? — сказал Кейн, посмотрев на часы. — Мы сейчас уезжаем. Здесь нам больше нечего делать. В документе, который ты достал, масса ценных сведений.

Гелвада поднялся с кресла, потянулся, медленно пошел к себе в спальню, напевая песенку о любви под названием «Свит Конга».

В зал ожидания аэропорта в Сакавеке вошла Марандаль. Выглядела она прекрасно. Темный жакет и такая же юбка, на голове миниатюрная черная шляпка.

Гелвада кивнул Кейну.

— Посмотри!

В эту минуту он заметил идущих от дверей Сериллу и еще двух человек в штатском. Они подошли к Марандаль, надели на нее наручники, затем вывели на улицу и посадили в закрытый автомобиль.

— Ну как? — Гелвада повернулся к Кейну.

— Она действительно хороша, — сказал тот. — Надеюсь, несколько месяцев тюрьмы не очень испортят ее красоту. И что она могла найти в тебе?

— Я умею с ними разговаривать, — улыбаясь, сказал Гелвада. — Этого достаточно.

— Да, — сказал Кейн. — Если она опять захочет тебя убить, я вполне смогу понять ее чувства.

Они направились по дорожке к самолету.

Преследование

Зайтцен стоял у окна и смотрел на улицу. Погода была отвратительная, шел дождь.

— Дождь, дождь… — пробормотал Зайтцен, отходя от окна, — когда же он кончится? Отвратительная страна.

Он прошелся по комнате, затем к столу, за которым работал Хилт.

— Мне здесь тошно и мерзко. Отвратительная страна, особенно, когда идет этот бесконечный дождь… И вообще все плохо.

— Может быть еще хуже, — сказал Хилт, не отрываясь от работы.

— Что ты хочешь этим сказать, ты чего-то опасаешься?

— Конечно, того же, что и ты. Гильбранда. — Зайтцен резко встал и сказал с раздражением:

— Ну почему мы должны трястись перед этим Гильбрандом? Почему ты его боишься? Не понимаю.

Хилт, отложив в сторону бумаги, откинулся на спинку стула и принялся внимательно рассматривать свои ногти. Что же тут непонятного, подумал он, просто Зайтцен трус. Самый обыкновенный трус, который прячется за самообман, боится смотреть правде в глаза.