Соколовский завернул за угол, разглядел светящуюся табличку с названием улицы и номером дома. Никаких других входов не было видно.

На первом этаже со стороны улицы горели полуосвещенные окна аптеки. Сквозь окна, голубоватые от света люминесцентных ламп, виднелись прилавки с лекарствами, обширный холл со столиками и рекламными проспектами модных лекарств. На толстых витринных стеклах чернели провода сигнализации.

Леня прошелся по подъездам, но и там ходов вниз не было. Остается только караулить дверь, в которую вошел усатый, может быть, что-то прояснится. Пришлось опять засесть в кустах.

Через час, когда у продрогшего от ночной свежести сыщика дремотно слипались глаза, наконец показался сноп света — подъехал еще один автомобиль, и черная фигура спустилась в подвал.

«Интересно, — размышлял Леня, — что у них, ночная работа?»

На всякий случай он записал номера. Еще некоторое время было тихо, а потом люди из подвала стали разъезжаться. Слава Богу, ночное дежурство закончилось, можно ехать домой. День был прожит не зря, и хотя результаты расследования пока были абсолютно неясны, но вполне очевидно, что в подвале делаются какие-то странные делишки, связанные с наркотиками. Но какие?

Может быть, там у них склад, что-то вроде базы? Или там производство? А может, там что-то вроде конторы, где собираются для отчета работники? Вариантов было множество — и какой из них верный, должно было определить ближайшее будущее.

Соколовский, зевая во весь рот, плелся по улицам спящего города, изредка вздрагивая от криков подгулявших певунов и грохота их шагов по асфальту. Иногда, тихо шурша шинами, проезжала машина городского патруля.

Завтра он опять будет здесь. Надо наладить контакт с жильцами дома — может быть, они знают, что творится в подвале.

25

Небольшой дворик, залитый ярким весенним светом, заваленный ржавыми трубами, балконными решетками, мусорными ящиками, казался просторнее, чем ночью. В песочнице, в тени раскидистых кленов со свежими ранами на стволах, оставшимися после весенней обрезки, играли дети, женщины теснились на единственной скамейке и перемалывали косточки всему свету. Степенный дворник шаркал метлой по асфальту, вздымая клубы пыли, ложившейся ровным серым слоем на молодую траву.

Появление Соколовского не осталось незамеченным. Как по команде, повернулись головы старух, мамаши с колясками подозрительно уставились на случайного визитера. Вся обстановка двора напоминала провинцию, где появление незнакомого человека — событие, запоминающееся надолго. Леня, смущенный всеобщим вниманием, зашел в подъезд и из него стал обозревать окрестности.

Вот здесь он сегодня ночью сидел в засаде. А вот и лестница — три ступеньки, — ведущая в подвал. Вход как вход — ничего странного. Соколовский залез на чердак, прошелся по нему, грохоча насыпанным там гравием и отмахиваясь от парящего в воздухе голубиного пуха, тщательно обследовал соседние подъезды. Все как и везде. Те же расписанные стены, облупленные потолки, запах застоявшейся мочи. Никаких входов в другие помещения, где могла бы располагаться лаборатория, кроме пожарного выхода из аптеки со строгой табличкой: «Не захламлять!»

Леня подергал ручку — вход в аптеку был закрыт и, кажется, лет десять уже не открывался.

«У кого бы поспрашивать? — размышлял он, оглядывая двор. — О, вот дворник, самое заинтересованное и верное делу правопорядка лицо».