— Здравствуй, Хорьков, все дебоширишь, — отечески строго спросил Леня, оглядывая донельзя грязную квартиру.

— Я у себя дома, что хочу, то и делаю, — хмуро ответствовал Хорьков.

— Смотри, быстро поедешь за сто первый километр, — угрожающе выступил дворник.

— Времена теперь не те, чтобы людей высылать… Теперь у нас по всей стране свобода личности наступила. Нет таких правов!

— Скажи, Хорьков, комната у тебя есть свободная? Не хочешь сдать ее? — деловито осведомился Соколовский, оглядывая убогую обстановку и гору пустых бутылок в углу. Он прошелся по коридору, заглянул на кухню, бросил взгляд в окно. Действительно, это та самая квартира, которая располагалась точно над служебными помещениями аптеки.

— Смотря кому сдавать-то, мне ж тоже лишние заботы неохота на шею вешать.

— Ну, мне, например. Заплачу по-царски, а забот никаких — так, буду приходить раз-два в неделю. Смотри, триста штук на дороге не валяются!

— А живи, мне не жалко, — с легкостью согласился Петруха, услышав такие заманчивые цифры. — Только ко мне друзья ходят, женщины тоже.

— Мне твои друзья не помеха, а против женщин я ничего не имею. По рукам?

— По рукам.

Через день Леня уже обосновался в комнате, единственным украшением которой была гора окурков в банке из-под зеленого горошка. Переселение совершилось быстро: он притащил раскладушку, фотоаппаратуру, видеокамеру и кое-какие инструменты. Наконец-то он мог с комфортом и беспрепятственно наблюдать за подозрительными людьми из подвала, вход в который, что было очень удобно, находился точно под окном его комнаты.

Петруха не мешал расследованию. Ни в какие дела жильца он не вмешивался, так как с утра бегал опохмеляться, а к вечеру уже валялся мертвецки пьяный в разных местах квартиры, в подъезде или на улице, под сенью деревьев.

Сыщик с точностью изучил расписание подвальной жизни. После закрытия аптеки, когда весь женский персонал разбегался по домам, там оставалась одна заведующая. Иногда подъезжали несколько мужчин на машинах, приходили еще какие-то бесцветные люди, проводили там несколько часов и разъезжались, когда еще и не было слишком поздно. Хозяина Леня пока не видел, а может, и видел, но не сумел опознать.

По ночам, когда мертвецки пьяный Петруха дрых, Леня потихоньку разбирал пол в туалете. Сначала снял слой плитки, отковырял цемент, добрался до деревянных перекрытий. Дом был старый, так что работа не слишком его обременяла. Чтобы не вызывать нареканий хозяина, все это днем закладывалось досками и прикрывалось слоем линолеума. Работа шла потихоньку, по ночам, чтобы не вызвать подозрений.

Наконец пол оказался разобранным, и получилась дыра, в которую Леня с трудом протиснулся. Спрыгнув на землю, он почувствовал, как ему за шиворот сыплются сухая штукатурка, щепки и песок. Он оказался в кромешной тьме. Только из дыры в потолке падал слабый пучок света.

Соколовский открыл дверь, осторожно вышел в коридор аптеки и, вслушиваясь в ночную тишину, щелкнул выключателем. Три часа ночи. В это время здесь обычно никого не бывает, волноваться нечего.

Сыщик отряхнулся, обмыл под краном подошвы ботинок, чтобы на полу не оставались следы пыли, и направился в свой первый обход. Как он и ожидал, дверь на склад была закрыта, но навесной замок на ней был простой, из тех, что легко открываются при помощи гвоздя. Но сыщик не стал спешить — к экскурсии на территорию склада надо было основательно подготовиться.

Вернувшись в туалет, Леня подтянулся на руках и оказался в квартире Хорькова. Через минуту он снова появился с веником в руке и стал заметать следы своего пребывания. В одно из своих посещений кулуаров аптеки он заметил, что потолок в туалете — фанера, крашенная масляной краской. Такая же фанерка с соответствующим креплением была им уже заготовлена.