— А почему ты тогда их все-таки принес?
— Потому что я уже на них насмотрелся во как! Мне уже по ночам снятся эти мертвецы, как будто я сам их резал. Не хочу, чтобы это лежало на моей совести. Хочу, чтобы их посадили. — Нервничая, Леня заходил по комнате.
Он уже забыл, что взял на себя роль стороннего наблюдателя, которому случайно достались снимки и который желал их передать в соответствующие органы. Невооруженным глазом было видно, что судьба этих материалов очень глубоко его волнует. Сам процесс передачи их он принимал слишком близко к сердцу — и это было его основным просчетом, за который он и поплатится в дальнейшем…
— Ты говорил, что у тебя знакомые ребята служат в подразделении, как оно там называется… По борьбе с организованной преступностью, — продолжал говорить Соколовский, расхаживая по комнате. — Передай им. Я надеюсь только на то, что если информация попадет напрямую к заинтересованным лицам, то бандиты не узнают, от кого она. Послушай записи. У них служба информации похлеще, чем у президента. Корейцу сводка по городу каждое утро перед завтраком на стол ложится, он ее вместо утренних газет почитывает.
— Ну, это ты загнул, — недоверчиво протянул Ольшевский. — В наших органах тоже не ангелы работают, но все же…
— То-то и оно… Ну что, возьмешься передать кому следует? — напрямик спросил Леня.
— А что я скажу, где я их взял? Так просто такие дела не делают.
— Ну, не знаю… А скажи, что подбросили под дверь. Ладно?
— Посмотрим… — уклончиво ответил Георгий. — Ну и задачу ты мне задал! Не знаю, как и решить ее…
— Да я тебе таких задачек могу добрый десяток подкинуть, — хвастливо заметил бывший сыщик.
Он был доволен, что наконец хоть кто-то, хотя бы косвенно, может оценить ту гигантскую работу, которая им проделана за последнее время. А ведь он — не профессионал сыскной службы, можно сказать, любитель — смог совершить то, что у целой армии милиционеров не получилось.
Теперь Леня был спокоен за судьбу своего труда. Он передал его в надежные руки и отныне мог мирно спать по ночам, не тревожимый сонмом кровавых видений. Из осторожности или из-за неясных предчувствий он сделал еще и дополнительную копию всех хранимых в заветном ящике материалов — так, на всякий случай, мало ли что, пожар, наводнение, стихийное бедствие. Один экземпляр он спрятал у родителей на антресолях, не сказав им об этом ни слова, а другой оставил дома, под диваном.
С этого момента Леня наслаждался спокойной жизнью и чистой совестью. Деньги у него были, Лера должна была вскоре приехать. Все было отлично. Теперь он был свободен и от необходимости за кем-то следить, от необходимости поиска денежных средств, от необходимости выслушивать неприятные упреки совести. Он почувствовал себя наконец свободным человеком — это ощущение было непривычным и невыносимо приятным, это было ощущение именинника, которому все что-то должны, а он никому ничего не должен. Горизонт перед ним, казалось, был безоблачен и чист.
Через несколько дней Соколовский стоял с букетом роз в аэропорту Внуково и ожидал прибытия рейса из Львова, которым, согласно телеграмме, должна была прилететь Лера. Не затихающий ни днем, ни ночью аэропорт бурлил своей особенной, отчужденной от прочего мира жизнью. Поминутно взлетали и садились, отсвечивая крыльями на низком февральском солнце, грузные лайнеры, пассажиры в распахнутых шубах чутко дремали вблизи своих чемоданов, безногий калека играл на баяне какую-то щемящую мелодию — вся эта атмосфера вечного ожидания вызывала безотчетную тревогу и ощущение сиюминутности всего происходящего.
Нельзя было сказать, что медленно прогуливающийся по залу ожидания Леня был совершенно спокоен и тихо радовался прибытию подруги. |