Изменить размер шрифта - +
Перемена, случившаяся с ним, была разительна. Теперь перед ним был представительный пожилой мужчина, с благородными сединами и гордой посадкой головы, снискавший пылкую любовь своих соратников по партии и уважение своих врагов.

Леня смотрел на него во все глаза, потом внезапно пришел в себя, сел, втянул голову в плечи и стал шарить в карманах, ища темные очки. Он боялся, что его могут узнать — в одном из сопровождавших Поташова серопиджачных личностей он опознал охранника, который обсуждал интимные проблемы своего шефа в гостиной флигеля в подмосковном заснеженном пансионате. Два вальяжных телохранителя снисходительно оглядывали зал — в этой толпе единомышленников они находились только для проформы: тут им не от кого было защищать своего шефа, разве что от настырных журналистов.

Тут же зал осветился множеством фотовспышек. Леня, прикрывая лицо фотоаппаратом, тоже вынужден был выполнять свои профессиональные обязанности, хотя главное для себя он уже выяснил: Поташов и тот, кого он снял в загородном борделе, — одно лицо. Но раз заварил кашу с посещением собрания партии — надо расхлебывать.

Тем временем Поташов поднялся на сцену и подошел к трибуне. Из-за бешеных аплодисментов он долго не мог сказать ни слова. Лидер партии лишь приветственно махал рукой и снисходительно улыбался, как должное принимая любовь своих почитателей.

«Ох и завертелось бы тут все, если бы им сейчас кинуть в зал пачечку снимков, — вдруг пришло в голову фотографу. — Вот это бы был скандалище! На всю страну или даже на весь мир!»

Ему внезапно стало весело. Он тоже чуть-чуть ощутил себя сильным мира сего, хотя об этом никто, кроме него самого, пока не подозревал. Но сейчас он чувствовал себя человеком, способным в мгновение ока изменить политическую расстановку сил в стране, повлиять на ход политической кампании, свалить одного из могущественнейших людей в Думе — все это было внове и приятно для Соколовского. Он не хотел быть знаменитым или известным, ему достаточно было сладостного ощущения своей власти над человеком.

А Поташов, энергично размахивая рукой, уже развивал перед собравшимися фантасмагорические планы спасения отечества.

—…Отечество в опасности. Красно-коричневая зараза, как многоголовая гидра, поднимает недавно отрубленные головы, — говорил лидер. — Мы должны все наши силы, всех наших лучших людей выдвинуть на борьбу с угрозой демократии в нашей стране.

Лене уже давно стало скучно. Между тем Влада Петровна очень живо реагировала на пламенную речь оратора, иронически поднимала брови в знак того, что он говорит несусветную глупость, скептически улыбалась углом рта и посматривала изредка на своего сотрудника, становившегося час от часу все индифферентнее.

Собрание, длившееся три часа, подходило к концу.

Влада Петровна уже была готова ринуться с просьбой об интервью. Она пыталась прорваться к сцене, но охранники, сцепив руки, не пускали к кумиру жаждущий общения народ. Леня не забывал прикрываться фотоаппаратом, он опасался, что охранник его может случайно вспомнить, тем более что после его бегства наверняка было проведено если не следствие, то хотя бы опрос свидетелей.

К Поташову невозможно было пробиться. Вездесущие репортеры и возбужденные партийцы высыпали из здания. Поташов, защищаемый от любви народных масс своими телохранителями, подходил к скромной черной «Волге». Затем вся руководящая верхушка партии погрузилась в автомобили и уехала.

Когда репортеры возвращались домой, Влада Петровна сыпала направо и налево язвительными замечаниями, заготовленными для своей будущей статьи. Леня же, погруженный в свои мысли, мучительно раздумывал, где и как ему встретиться с труднодоступным клиентом.

— А где он живет? — спросил он неожиданно у Влады Петровны.

— Наверное, в одном из тех домов, в которых живут депутаты Государственной думы.

Быстрый переход