Соколовский бесконечно кружил по переулкам в центре, по Бульварному кольцу, по центральным магистралям, выискивал такую сберкассу, которая бы отвечала его целям. Ему надо было выбрать район не слишком оживленный, но и не слишком глухой. Такой, чтобы можно было сразу же нырнуть в проходные дворы и уйти от слежки.

Поэтому шантажист упорно лазал по чердакам, вспугивая ошалелых от мартовской гульбы котов, собирая одеждой голубиный помет и гирлянды пыльной паутины. Он обследовал дворы, ходил по всевозможным мусоркам, перелезал через ограждения, исследуя пути к безопасному отступлению. Наконец план был окончательно разработан, выверен до секунды и обдуман со всех сторон. Оставалось его только осуществить.

В осиное гнездо штаб-квартиры ему нечего больше соваться — Поташова там нет. По телевизору показывали лидера партии народного единства, разъезжающего по стране и лобызающего то прокопченные щеки сталеваров, то обветренные — нефтяников, то черные от угля щеки шахтеров. Его трудно было застать в Москве.

Шантажист злился, он был обманут в своих сокровенных надеждах, и поэтому этот господин вызывал в нем законное раздражение. На экране телевизора Поташов рассуждал о высоких идеях и обещал всем золотые горы, молочные реки и кисельные берега.

Леня уже давно решил, что если и на этот раз у него ничего не выгорит, то бороться с судьбой дальше не стоит. Он просто разошлет снимки по редакциям самых «желтых» газет, естественно, не называя своего имени, а потом будет скромно наслаждаться шумихой, раздутой вокруг скандала. Конечно, ему жалко было времени, потраченного на добычу компромата, — все-таки почти месяц адски тяжелой работы с двумя чудесными спасениями от погонь.

«Неужели вторая неудача подряд? — терзался сыщик и сам себя утешал: — Не может этого быть. Два раза мне уже повезло, повезет и на третий…»

Газета с вклеенной фотографией, которая самим фактом своего существования должна была произвести неизгладимое впечатление на строптивого клиента, была отправлена без затей, по почте. Ее сопровождала записка, в ней приводились банковские реквизиты, по которым шантажист требовал перечислить деньги. Ставка в связи с последними событиями возросла и составила уже пятнадцать тысяч долларов. На всякий случай Леня предупредил, что негативы хранятся в надежном месте и в случае, если с ним хоть что-нибудь случится, снимки будут разосланы по редакциям газет. Через несколько дней после перечисления денег на счет будут высланы обещанные документы.

Теперь оставалось лишь терпеливо ждать. Соколовский усилил меры предосторожности — на всякий случай не отвечал на телефонные звонки, не открывал никому дверь, а перед тем как выйти на улицу, долго прислушивался, не стоит ли кто в подъезде.

«Если дело выгорит, куплю себе оружие, — мечтал напуганный шантажист. — Все-таки у меня опасная работа».

Через каждые два дня он справлялся по телефону, не поступили ли деньги на счет, причем звонил только из уличных таксофонов всегда в разных концах города.

Образовался некоторый вакуум в работе, связанный с ожиданием. Редакционные задания не слишком обременяли его. Пока клиент «дозревал», Леня решил навестить раненого Ольшевского, который уже поправлялся от бандитской пули.

Он пришел в больницу в прекрасный мартовский день, когда ярко-рыжее солнце весело катилось по бирюзовому небосклону, задевая верхушки порыжевших от весны тополей. Снег почти стаял, легко дышалось влажным густым воздухом, полным запахов мокрой земли, оттаявшей коры и черной прелой листвы.