Богдан Сушинский. Черный легион
Scan Kreyder — 30.07.2015 STERLITAMAK
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Если бы Иисус Христос явился сегодня, никто не стал бы Его распинать. Его пригласили бы к обеду, выслушали и от души посмеялись.
1
Проснулся гауптштурмфюрер СС Отто Скорцени в то мгновение, когда, не удержавшись на воздушной волне, его десантный планер врезался в мрачный утес у самой вершины горы Абруццо. Высшие Силы словно бы демонстрировали тот исход судьбы, которого во время операции по освобождению Муссолини первому диверсанту рейха удалось избежать только с их помощью. Как бы предвещая сей астральный сон, Скорцени — смертельно уставший, буквально свалившийся в постель — успел подумать: «А ведь там, в горном массиве Гран Сассо, произошло чудо. Почти до самого начала операции у меня было твердое намерение взлететь первым. Но я почему-то выбрал свой жребий под номером пять. Это была самая настоящая рулетка. Я выбрал пятый — а четыре планера, поднявшиеся в воздух до моего взлета, разбились. Как же все призрачно в этом мире, Господи! Как все случайно и призрачно! Впрочем, случайно ли..?» Уже «погибая» у вершины Абруццо, за каких-нибудь пятьдесят метров от туристского отеля «Кампо Императоре», в котором около двухсот карабинеров содержали под стражей своего дуче Бенито Муссолини, гауптштурмфюрер сумел крикнуть: «Это неправда! Я достиг этой вершины! Я достиг ее! Я еще вернусь в этот мир! Я еще пройду его от океана до океана!» «Погибая», но с вещими словами на устах, он и вернулся в действительность, из которой в этот раз его вырвала пока еще не смерть, а всего лишь кратковременное забытье. Еще окончательно не придя в себя, Скорцени инстинктивно вцепился в рукояти двух пистолетов — одного в расстегнутой кобуре, другого — лежащего на кровати, рядом, у кармана брюк — и лишь тогда открыл глаза и мгновенно осмотрел помещение. «Отель? Номер? Похоже, номер. Отель «Империал»? Вена? Да ведь это же, черт побери, Вена! «Империал»!» Восстановив в такой последовательности реальность, в которой он ощутил себя, Скорцени сразу же вспомнил все, что предшествовало его появлению здесь, почти в самом центре, австрийской столицы. «В утес врезался четвертый планер! Четвертый! — напомнил он Высшим Силам. — Но я-то, я-то летел в пятом!» — Простите, гауптштурмфюрер, — возник на пороге оберштурмфюрер Гольвег, выполнявший в отсутствие Родля обязанности адъютанта и личного телохранителя. — Вы просили разбудить ровно в пять. — Могли бы и догадаться, что несколько запоздали с этой своей услугой, — пророкотал слегка приглушенным кремниевым басом Скорцени. Он лежал в полном обмундировании на застеленной белоснежной простыней постели, упершись каблуками сапог в довольно низкую спинку. — Не сомневался, что проснетесь ровно через час. Но долг есть долг, — слегка стушевался русоволосый верзила, которого в Югославии очень часто принимали то за македонца, то за словенца. — Вот именно, оберштурмфюрер: долг! — Скорцени поднялся, и Гольвег снова, уже в который раз, отметил про себя, что уродливые шрамы, исполосовавшие всю левую щеку и подбородок, лишь дополняют образ этого могучего человека — огромного роста, с непомерно широкими мужественно обвисающими плечами и тем не менее гармоничной атлетической фигурой. Дополняют, а ни в коей мере не разрушают, не уродуют. — Солдатский долг! Гольвег, как и другие эсэсовцы, которым приходилось близко соприкасаться с Отто, редко видели его мрачным или злым, а еще реже — в гневе и ярости. |
